– И вы это сделаете, милорд?
– Клянусь небом! – сказал Малькольм, гордо подняв голову.
– Бог послал вас на помощь мне! – сказала она, с полным доверием протягивая ему руку.
Малькольм взял руку со странным смешением радости и горя: доверие было велико, но с ним вместе терялась всякая надежда на его земное счастье!
Графиня крикнула с торжеством:
– Ба! Наконец-то взялись они за ум!
В Малькольме родилась небывалая энергия: из неопытного юноши он вдруг превратился в мужчину покровителя угнетенной!
– Монсеньер, – сказал он, подойдя вместе с Эклермондой к епископу, – мадемуазель де Люксембург согласна на помолвку со мной. – При этом он глубоко вздохнул, но продолжал решительно: – Но только с условием, чтобы брак был отложен до окончания траура по королю Генриху.
А так как при этих словах дрожь пробежала по телу Эклермонды, он прибавил:
– Не ранее года, по совершеннолетию моему.
Туренский епископ был очень доволен таким исходом борьбы с племянницей.
Условие, по которому Малькольм обязывался уступить поместья Эклермонды за известную плату, было давно уже написано герцогом Бургундским и королем Шотландии, так что обряд помолвки мог быть совершен немедленно.
В то время помолвка имела гораздо большее значение, чем теперь – она равнялась в глазах света настоящему бракосочетанию, и никакая сила не могла ее нарушить, разве только разрешение папы.
Послали за капелланом. Эклермонда и Малькольм, одетые в глубокий траур, поклялись в верности друг другу и обменялись кольцами.
– Бедные дети! Надо их всему учить! – вскричала насмешливо графиня. – Они забыли поцеловаться!
– Позвольте, сестра моя, – сказал Малькольм, покраснев.
– Брат мой и покровитель, – ответила Эклермонда, наклоняя свой лоб к молодому человеку.
Вдруг дверь отворилась и в комнату вбежала Алиса де Монтегю.
– Клеретта! Клеретта! – вскричала она. – Ах, извините, графиня, меня послали за Эклермондой. С королевой сделался сильный припадок! Сэр Луи Робсарт никак не может добиться перстня – думают, она скоро помешается. Пойдем, Клеретта!
Эклермонда поспешила выйти вместе с Алисой.
– Тебя мучили, преследовали? Я так и думала, увидев этого негодяя. Но Эклермонда, что все это значит? – спросила она, с ужасом увидев обручальное кольцо на руке подруги.
Но тут подошли они к покоям королевы, оглашаемым страшными криками.
Жакелина, подстрекаемая любопытством, отправилась туда же, равно как и Малькольм, дрожащий при мысли, что поручение герцога найдет огласку. Первым долгом, приехав в Венсен, он представился королеве и передал ей поручение Джемса. Но лишь только он намекнул о перстне, Екатерина, единственно из желания сделать неприятное своему деверю, герцогу Бедфордскому, надулась, и стала жаловаться, что герцог непременно желает ограбить ее, бедную, покинутую вдову.
Малькольм передал ответ Екатерины сэру Луи Робсарту, и тот обещал при первом удобном случае раздобыть этот перстень. В то самое время, как юноша ожидал результата переговоров, графиня де Гено потребовала его к себе.
Но прежде, чем успел сэр Робсарт побывать у Екатерины, явилась ее мать, Изабелла, женщина низкая, эгоистичная, хорошо понимающая всю важность дубликата печати умершего короля. Она убедила свою дочь не выдавать перстня ни под каким видом. Екатерина, подстрекаемая матерью, пришла в такую ярость, что ни сэр Робсарт, ни окружающие дамы ничего не могли поделать с ней.
Весь двор уже знал, что герцог Бедфордский требовал от Екатерины какой-то перстень, и та не хотела отдать его, – но какой перстень? Об этом еще не было никому известно.
Робсарт с Малькольмом и еще некоторыми придворными выжидали окончания беснований Екатерины.
Вдруг крики начали понемногу смолкать и раздалось спокойное, звучное пение Эклермонды. Все вздохнули свободнее.
В соседней зале подали обед, и все придворные отправились туда. Через несколько часов, после наступления сумерек, поднялась драпировка, и Эклермонда тихо подошла к леди Варвик:
– Королева проснулась, – сказала она, – и требует вас.
Затем она направилась к Малькольму, сидевшему рядом с сэром Робсартом, и украдкой передала ему перстень, – причину стольких беспокойств и треволнений.
В то время, как все встали, направляясь к покоям королевы, Робсарт с Малькольмом поспешно спросили молодую девушку, как это удалось ей получить перстень?
– Бедная королева! – сказала Эклермонда. – Она до такой степени убита своим горем, что не в силах отказать кому бы то ни было. Крики и слезы утомили ее, и после нескольких часов сна она сделалась совершенным ягненком. Я только напомнила о короле, ее супруге, и сказала, что он, конечно, уничтожил бы этот перстень, чтобы кто-нибудь не воспользовался им против интересов сына.
Эклермонда посоветовала Малькольму поторопиться с отъездом во избежание какой-нибудь возможной интриги против него.
Малькольм простился со своей невестой и, поцеловав ее руку, сказал:
– Как благодарить вас за такое доверие?
– Да хранит вас Бог, мессир! – промолвила она, не намекнув, однако, об обещании.
Она боялась сомнением оскорбить его, и только прибавила:
– Я всю свою жизнь буду благодарить вас за свое спасение! Прощайте! Первым долгом буду молиться я за вас и сестру вашу!
И Малькольм, с облегченным сердцем, пошел собираться в путь.
ГЛАВА V
Доверие
Последние лучи заходящего солнца освещали Джемса Шотландского и Джона Бедфордского, грустно сидевших вместе.
– Посланник твой еще не вернулся? – спросил Бедфорд, выходя из задумчивости.
– Не встретились ли ему какие-нибудь затруднения? – ответил Джемс с некоторым беспокойством.
– Жаль, что я не написал прямо Робсарту, – сказал Бедфорд, – юноша слаб характером, его легко могут провести.
– Он знает, что я поручился за него, – сказал Джемс.
При этих словах легкая улыбка искривила тонкие губы Бедфорда.
– Да, – сказал Джемс, – надо признаться, что Малькольм доставил мне немало хлопот за последнее время. Лагерная жизнь развила в нем дурные наклонности, но все же, в сущности, он хороший малый. Надеюсь; что грустное событие, совершившееся на его глазах, возвратит его на путь истинный.
– Может быть, – заметил Бедфорд. – Во всяком случае, я бы не отправлял его в Париж, где эта графиня Жакелина опять направит его досаждать мадемуазель де Люксембург.
Джемс вздрогнул, вспомнив, что и Малькольм указывал на это препятствие.
– Она не осмелится в такое время! – вскричал он.
Вдруг послышались ускоренные шаги, дверь отворилась, и, весь в крови и грязи, поспешно вбежал Ральф Перси.
– Простите за смелость, мессир герцог! – вскричал он, едва переводя дыхание. – Разбойники напали на Малькольма Стюарта и убили его!
– Убили?.. Умер? – вскричали принцы.
– Жив еще… в часовне, и просит видеть вас, монсеньор, – ответил Перси. – Он просил положить себя возле короля Генриха, а так как тут скорее всего можно было найти священника, то мы исполнили его желание.
– Бедный мой Малькольм! – сказал со вздохом Джемс, и вместе с Бедфордом поспешил в часовню.
Дорогой Ральф сообщил подробности этого грустного происшествия:
– Мы пошли в лес вместе с Тректоном и Китсоном, и еще с полудюжиной товарищей, подышать свежим воздухом, как вдруг невдалеке послышался ужасный крик и бряцание оружия, словно происходила ожесточенная борьба. Мы кинулись сквозь чащу и увидели около двадцати всадников в полном вооружении, окруживших бедного Гленуски. Мы обнажили мечи и, закричав, что есть мочи, соскочили с коней; негодяи не дали даже себе труда пересчитать нас, и разбежались во все стороны, а один из них ударил бедного Стюарта кинжалом на прощание. Во все время пути он истекал кровью, и только едва внятно смог промолвить благодарение Богу, что мы явились вовремя, прося послать за отцом Бенеттом и за вами.
Они подошли к часовне. Появление раненого остановило погребальное песнопение. Когда же священники и монахи расступились, чтобы дать дорогу Джемсу и Бедфорду, то вошедшие увидели Малькольма, лежащего на подушках у подножья тела короля Генриха. Обнаженная грудь его испещрена была кровавыми полосами, а траурное одеяние и черные волосы придавали еще большую бледность его лицу, выражавшему необычайное довольство и удивительное спокойствие в то самое время, как он принимал, причастие из рук отца Бенетта. Принцы встали поодаль. Вскоре Малькольм проговорил едва внятно: