– Конечно, если ту под этим подразумеваешь прения, вроде твоего спора с Джемсом Кеннеди! Я была поражена быстротой твоих ответов! Как ты мог всему этому научиться? Я уже не говорю, что ты к тому же стал таким храбрым воином.
– По правде сказать, у нас были только легкие схватки, – сказал Малькольм, – но теперь я знаю, что значит сражение. Я видел битвы вблизи.
– И теперь никто не посмеет говорить тебе дерзости по этому поводу, – отвечала Лилия. – Посвящен ли ты в рыцари?
– Нет, но говорят, что я уже заслужил шпоры. Я это расскажу тебе дорогой, Лилия; дай мне только бросить здесь шлем и сапоги, не подходящие к наряду студента. Ну вот, все кончено. Теперь дай мне руку, брат Дэвид, и в путь-дорогу! Нам надо идти на запад, чтобы герцог Мэрдок не выслал за нами погоню. Надеюсь, мы беспрепятственно достигнем границы, где и встретим Патрика.
Брат с сестрой отправились в дорогу, что должна была привести их к окончанию их тяжелых испытаний.
Все, казалось, благоприятствовало им: солнце радостно сияло, природа пробуждалась после долгого сна; воздух был полон благоухания, птички весело чирикали в кустах. Лилия была несказанно счастлива – она радостно шла по траве, не чувствуя утомления. Что касается Малькольма, то он ощущал внутреннее спокойствие и мир, дотоле не испытанный им. Но его счастье не походило на блаженство сестры. С этого времени начиналось его личное отречение!..
Они шли не по той дороге, по которой он шел несколько недель тому назад. В горах и болотистых степях был мир и покой. Но там, где были люди, беспорядок и разорение встречались на каждом шагу.
Останавливаясь для отдыха в монастырях, Лилия и Малькольм часто встречали там неурядицы, редко благочестие и всегда самое грубое невежество. Нередко попадалась им черная обугленная земля, остаток жилища – жертвы огня. Не раз случалось им, содрогаясь, проходить мимо трупа, повешенного на дереве, или лежащего на обочине дороги. И после четырехлетнего отсутствия Малькольму было тяжело видеть, что Лилия мало разделяла его ужас от этих зрелищ, которые в глазах Алисы показались бы чудовищными и поразили бы горем чувствительное сердце Эклермонды. Действительно, Лилия смотрела на волнение Малькольма, как на новую и милую черту его причудливого характера.
Малькольм глубоко чувствовал истину того, что говорил Кеннеди: да, необходимо было помочь королю преобразить эту страну. Сознание долга, приобретенное им в эти последние годы, возбудило в его честном сердце желание ответить мужественному воззванию Кеннеди: «К делу, к делу!» Слова Эклермонды тоже производили на него свое действие. Он начинал понимать, что удалившись в университеты Италии, углубясь в изучение Аристотеля, философии и математики, в то время, как в ею отечестве будет свирепствовать междоусобица, он приобретет для себя лишь земные богатства… Нет, ему следовало остаться в Оксфорде до достижения степени магистра наук и тогда уже пожертвовать собой на пользу варварского и жестокого шотландского народа!
Он знал, что король любит и уважает Патрика, и что храбрый, одаренный железной волей молодой человек гораздо более способен к управлению обширными поместьями, чем он, Малькольм, с его нежной, чувствительной душой. С посвящением в духовный сан он видел для себя возможность, с помощью короля и своего высокого происхождения, поднять духовенство, и тем улучшить дикую, необузданную нацию.
Это намерение, благочестивое и самоотверженное, все более и более наполняло его душу. К нему не примешивалось никакого сожаления, и он становился все веселее и решительнее, таким, каким никогда не видела его Лилия.
Много вопросов задавала ему сестра во время их путешествия, и Малькольм много рассказывал ей о дворе, о лагере и о том, какую жизнь ведут женщины в чужих краях. Он надеялся тем самым указать будущей леди Гленуски на обязанности, лежащие на каждой владетельной особе, которая, подобно Алисе Солсбери, должна стремиться к благосостоянию своего домашнего очага.
Но ничто не могло заставить Лилию полюбить фламандскую наследницу! Как? Отвергнуть Малькольма и предпочесть ему монастырь? Это решение вступить в число сестер милосердия и исполнять их обязанности не считалось Лилией делом совершенного отречения, и она надеялась, что брату ее, которого она считала героем, легко удастся победить сопротивление Эклермонды.
Малькольм нашел бесполезным пояснять сестре, насколько он считал себя недостойнее Эклермонды, и доказать ей, что если бы та и согласилась на его просьбы, то перестала бы быть его мечтой, тем ангельским и чистым существом, которому он поклонялся.