В один холодный, пасмурный декабрьский день, под снегом, валившим хлопьями, король Джеймс пробирался верхом по грязной, вязкой дороге в сопровождении своего малочисленного конвоя, за исключением сэра Нигеля, отправленного в Париж с особенным поручением. Король с Малькольмом были одеты по-домашнему, без особенных воинских доспехов, в голубых плащах, на которых был только крест святого Андрея, в стальных шлемах без забрал; королевский же шлем отличался только узеньким золотым ободком. Они решили, что излишне было бы надевать хорошее вооружение в такую скверную погоду. Надзор за рабочими был не очень приятным для Джеймса поручением, потому что малейший выговор с его стороны возбуждал в солдатах всегда готовую вспыхнуть национальную ненависть к шотландцам, а деморализация в войске была так сильна, что каждую минуту можно было ожидать вспышки.
Что же касается Генриха, то он еще не совсем оправился от сильной простуды и лихорадки и, кроме того, его беспокоила опухоль горла. Утром этого дня он потерял перстень со своей печатью. В те времена этой печати придавали большее значение, чем даже самой королевской подписи. Генрих никогда не снимал с себя этого перстня, но он как-то незаметно соскользнул с пальца. Целое утро было потрачено лордом Фицзугом, королем Джеймсом, Малькольмом, Перси и другими на поиски этого перстня, но все было напрасно, и Генрих решил отправить Фицзуга вырезать в Париже на другой печати маленький значок для отличия от потерянной. Тем временем Ральфу Перси поручено было присматривать за рабочими, а так как он медлил возвращаться, то Джеймс вызвался съездить за ним. Король согласился на его предложение – не от лени, а потому, что не мог оторваться от множества накопившихся дел.
Такой густой туман стлался по земле, что даже в нескольких шагах нельзя было отличить горстку недовольных солдат, находящихся под командой прежних дуэлянтов Тирка, Китсона и Тректона, сделавшихся теперь неразлучными друзьями, хотя, впрочем, прежний нрав их ни в чем не изменился. Милях в двух от места работ Джеймсу повстречался Ральф Перси.
– Это вы, мессир король? – вскричал он. – Не совладаете ли вы с этими негодяями? Я посинел от холода, а все-таки не смог заставить их сделать более покатый спуск! Вообразите: этот филин Китсон ответил мне, что ни один йоркширец не имеет обыкновения работать иначе, а потому и он не желает меня слушаться. Когда я замахнулся хлыстом на одного из этих грубиянов, подумайте только, что сделал Тректон? Он сказал, чтобы я остерегся, потому что все эти люди – свободные йомены и легко могут столкнуть меня в грязь, если я кого-нибудь задену.
– Надеюсь, вы не замахнулись на Тректона?
– Нет, нет! Ведь этот джентльмен – грубая собака; я хотел отхлестать только солдата. Тректону в ответ я сказал, что все это станет известно королю Генриху. Как бы я желал, чтобы он был здесь!
– И я не менее вас желал бы того же, – ответил Джеймс. – Вряд ли они в таком настроении духа послушают шотландца. Но постойте, Ральф, не беспокойте пока короля, он занят письмами к императору, а это будет поважнее вашего рва.
С этими словами Джеймс продолжал свой путь и, проехав к месту, стал уговаривать работников, даже сам копал землю, но старания его остались напрасны: Тректон и Кингстон были непоколебимы и с пренебрежением отвергали мысль, что король может понимать больше их в этом деле.
– Посмотрите! – вскричал вдруг Ральф Перси. – Посмотрите, вам еще новое дело взваливается на плечи! Откуда едут эти люди?
Действительно, под прикрытием густого тумана довольно значительный взвод неприятеля тихо поднимался прямо на отряд с видимой целью отрезать их от остального войска. Неприятели были верхом, а англичане, кроме Джеймса, Перси, Малькольма и полудюжины людей, составляющих свиту, были пешие. Джеймс, не теряя присутствия духа, приказал верховым немедленно отправиться в лагерь за подкреплением, из остальных же устроил маленький смешанный батальон. Все они были стрелки, но луки свои оставили в лагере, а с собой взяли только пики и топоры – довольно сильное оружие против кавалерии, но только в том случае, если пешие не будут выбиты из строя. Тихо продвигались они вперед, чрез болота, лужи, завалы и древесные пни, стараясь держаться как можно ближе к реке. Путь этот был весьма неудобен, но Джеймс предпочел его другому, так как он все-таки позволял защитить их от целого взвода конницы.