В течение получаса эта военная хитрость вполне удавалась, но вскоре пришлось выйти на ровное место, и неприятель тут же приготовился к стрельбе. Заметив это, Джеймс приказал своему батальону собраться вплотную и выставить вперед пики. Сердце Малькольма затрепетало, – вот где была действительная опасность! Но он приободрился, услышав звонкий голос своего короля, скомандовавшего:
– Смелее, ребята! Скоро мы получим подкрепление из лагеря!
Вдруг раздался крик:
– Шотландцы! Шотландцы! Измена… Нас предали!.. Видите, сэр Перси, они идут на нас… Измена!
– Если бы это и было, дурак, разве Перси побежит от неприятеля? – вскричал Ральф, ударив кричащего. Но паника сделалась всеобщей, все кричали, что шотландский король изменой выдал их своим соотечественникам. Все разбежались в разные стороны, рискуя тотчас же сделаться жертвой неприятеля, если бы тот вздумал преследовать их; но не та была цель нападающих: они только рассредоточили свои ряды и образовали цель вокруг тех, кто, пренебрегая бегством, остались стоять неподвижно на месте с мечами в руках. Впереди всех был Джеймс; черты его лица выражали непоколебимое мужество льва; за ним – Малькольм, бледный от ужаса, Ральф, кипящий бешенством, Китсон и Тректон со своим обычным невозмутимым спокойствием, Бревстер и, наконец, слуга Малькольма Гальберт – все в страшном волнении, смешанном с некоторой дозой тайной надежды.
– Не бойтесь ничего, друзья мои, – сказал Джеймс ласково. – Если нам придется поплатиться, то лишь одним выкупом.
– О! Я ничего не опасаюсь, – ответил Ральф.
– Мы не покинем вас, сэр, – сказал Китсон Ральфу, – но видана ли в свете подобная измена…
– Молчи, осел! – крикнул Перси вместо благодарности за их верность.
В это время всадник на великолепном коне выехал из неприятельских рядов. Это был человек исполинского роста, с резкими и строгими чертами лица; из-под поднятого забрала можно было разглядеть, что человек этот довольно пожилой; щит, висевший на его руке, был до того измят, что на его поперечном разрезе едва обозначалось голубое поле с короной и окровавленным сердцем.
Человек этот был небезызвестен Малькольму; и все-таки он невольно содрогнулся и только кивнул, когда пылкий сын Готспура спросил его, действительно ли это смертельный враг его дома – старый Дуглас.
Король Джеймс стоял неподвижно, облокотившись на свой меч; шотландец, сойдя с лошади, приблизился к нему.
– Приношу подданнический долг своему верховному владыке! – проговорил он, становясь на одно колено и снимая латную перчатку в знак своего глубокого уважения.
– Остановитесь, лорд Дуглас! – сказал Джеймс. – Подданнический долг не приносят пленному!
– Пленный? Да теперь вы уж не пленный, мессир король! – ответил граф Арчибальд. – Давно ожидали мы этого случая, и теперь, со всем оружием и богатством, полученными нами в сражениях, возвратимся с вами в Шотландию, и свергнем низкого Олбени!..
Тем временем Китсон и Тректон переглядывались между собой; они уже было взялись за рукоятки своих мечей, решив скорее в куски изрубить пленника своего государя, чем отпустить его на свободу. Но тут раздались крики со всех сторон:
– Спасем короля Джеймса! Спасем короля Джеймса!
Рыцари стекались со всех сторон, чтобы повергнуть к стопам короля свой подданнический долг; в числе их Малькольм увидел сэра Патрика Драммонда, громко кричавшего:
– Сир! Давно ожидали мы вас! Будьте свободным королем нашей свободной Шотландии! Доверьтесь нам, верховный наш владыка!
– Довериться вам, друзья мои? – ответил глубоко тронутый Джеймс. – Я всей душой доверяюсь вам. Но как заслужу я ваше доверие, если начну с измены английскому королю?
Чтобы обратить внимание на слова Джеймса, Ральф Перси поднял указательный палец и кивнул обоим йоркширцам, стоявшим с разинутыми ртами; они были глубоко убеждены, что всякий шотландец непременно обманщик. Глухой ропот неудовольствия пронесся в рядах шотландцев, что не помешало Джеймсу бросить на них отважный взгляд и продолжать.