Поддерживаем предложение о создании на первом этапе Российского бюро ЦК КПСС со своим секретариатом и соответствующими отделами. В бюро должны войти представители партийных организаций автономных республик, краёв и областей. И возглавить его, по нашему мнению, должен один из членов Политбюро. Российское бюро ЦК КПСС могло бы взять на себя роль организационного комитета по подготовке и проведению Всероссийской партийной конференции, которая окончательно решит все вопросы, связанные с созданием партийных структур в России.
В заключение хочу сказать, что коммунисты области высказываются за ленинскую концепцию авангардной роли партии и против попыток растащить КПСС по «национальным квартирам», за консолидирующую роль партии в нашем многонациональном обществе.
Спасибо за внимание. (Аплодисменты.)
Председательствующий т. ЛИГАЧЁВ Е. К. Слово предоставляется товарищу Чаковскому Александру Борисовичу — члену Центрального Комитета КПСС, секретарю правления Союза писателей СССР.
Может быть, мы ещё послушаем товарища Хитрука Леонида Ивановича и сделаем перерыв, и, наверное, будем завершать, товарищи. Как?
ГОЛОСА. Правильно. Нужен перерыв.
ЛИГАЧЁВ Е. К. Поддерживаете.
ЧАКОВСКИЙ А. Б., член ЦК КПСС, секретарь правления Союза писателей СССР.
Рискованное, товарищи, дело, выступать восемнадцатым. Я представляю себя на вашем месте. И второе — вообще, честно вам скажу, мне немножко страшновато: если бы в 1930 году, когда я вступал в комсомол, или в 1939 году, когда я вступал в кандидаты партии, мне кто-нибудь бы сказал, что я выйду на трибуну Центрального Комитета партии с речью, я бы сказал: «Ты что, смеёшься надо мной, что ли?» Для меня понятие «ЦК» было и есть святым понятием.
Здесь сидят руководители партии — я уже обращаюсь сейчас не просто к членам Политбюро, это естественно, они — руководители, но здесь сидят секретари Центральных Комитетов компартий республик, здесь сидят секретари обкомов, горкомов, крупнейших производственных, рабочих партийных организаций. И вот я думаю: «Достаточно ли у тебя опыта и прочего в этом роде политического, чтобы заставлять людей себя слушать?».
Но поскольку я не выдержал и в определённый момент хода наших прений подал записку, то теперь надо расплачиваться за свою самонадеянность.
Дорогие товарищи! Я почувствовал, что критика, точнее упоминания имени Михаила Сергеевича Горбачёва, задела его партийное самолюбие, и он попросил, чтобы участники Пленума высказались насчёт политики ЦК, которую Вы, Михаил Сергеевич, возглавляете. И я хочу высказаться.
Но в виде эпиграфа скажу с самого начала, что я Вам верю, товарищ Горбачёв. Если бы Вы были человеком другого пола, то я бы, может быть, сказал бы просто, что я Вас люблю…
ГОЛОСА. (Оживление в зале.)
ЧАКОВСКИЙ А. Б. И тем не менее, и тем не менее… Как сказал одессит из известной старой пьесы Славина «Интервенция»: «Вы просите песен? Их есть у меня»… Так вот, у меня тоже есть одна «песня», и я её позволю себе вам изложить.
Так вот, товарищи, я думаю, что не ставить вопрос на голосование: доверяем ли мы товарищу Горбачёву и его соратникам, товарищам его, доверяем мы ему и прочее. Не в этом дело. Дело в другом, что надо самокритично пересмотреть свою политику. Самокритично! Это будет правильно и достойно руководителя-коммуниста.
Так вот, я считаю, что первая и главная ошибка… Я касаюсь идеологии, это естественно: идеология моя сфера, а не производство, хотя когда-то я несколько лет на Московском электрозаводе рабочим проработал. Но это было начало 30‑х годов… Я хочу сказать, что первая и главная ошибка заключается в том (подумайте сразу вот над тем, что я скажу, не отрицайте этого с ходу), что мы не можем достойно охарактеризовать всё наше прошлое
Товарищи! Для человека, в груди которого бьётся сердце коммуниста или просто сердце советского гражданина, сознавать, что ни одной достойной эпохи у нас не было или почти не было,— это горько. Это горько! Нельзя же так!
Так вот получается следующее. Значит, сначала у нас был период сталинщины. Боже меня сохрани, чтобы попытаться там защищать Сталина. Сталин был, конечно, с большими элементами тиранизма, и руки у него были обагрены кровью, чего там говорить, этот вопрос ясен. Но, значит, сталинщина по 1953 год. С 53‑го года волюнтаризм — столько-то времени. После волюнтаризма застой — столько-то времени. А теперь употребляется все время слово: «развал», «развал», «развал». Значит, а потом — пять лет «развала»…