Половицы за спиной скрипнули, я закрыла волок и повернулась, встречая Ветицу сдержанной, но приветливой улыбкой, пряча от вострухи глаза. Та выставила на стол снедь, которую принесла с собой, принудила поесть перед тем, как в седла подняться, все лепетала что-то, но мыслями я уже была в пути. Хотелось уже поскорее вырваться из топких, тревожных воспоминаний.
3_5
Перекусив лепешкой и выпив ягодного взвара, поспешила одеться. Натянув на себя вновь мужскую рубаху и порты — так было мне спокойнее и удобней — подпоясалась, спрятав косу под шапку, одела кожух. Ветица наблюдала за мной, пряча улыбку.
— Косу спрячешь и губы так подожмешь — ну точно отрок, не отличишь.
Я хмыкнула. Один глазастый смог отличить. Не стала ей на то отвечать, хотя очень хотелось рассказать о случайном незнакомце, да с чего бы ради, уж и забыть пора. Рядом со мной не было, кому можно было сердце свое открыть, поделиться тревогами и ожиданиями. Да и, признать, не умела я душу свою распахивать настежь, выставляя напоказ все — казалось, стоит чуть приоткрыться, как ударит кто по самому уязвимому.
Собрав вещи, коих было не так и много, Ветица позвала гридня забрать скрутки постели и шкур, которые они сложили на лавке. Хорошо, что много барахпа не стали взваливать на лошадей, решая налегке переправиться. Вместе мы вышли на крыльцо, после теплый избы пропитанной хлебом и ягодами сладкими, сырость утра ощущалась особо резче, что время нужно пообвыкнуть. Спустились во двор, который, несмотря на светлевший небосклон, все еще утопал в туманной мути сумрака. Шагая по размягченной дождем земле, огляделась. Хмарь на небе за ночь расползлась, и теперь поблескивала серебром россыпь звезд. Заструилась по двору речная свежесть, напоенная запахом молодой травы и камыша. Я обвела взглядом постройки и заметила, как будто тень чья мелькнула на дальнем крыльце, будто кто-то только поднялся по порогу да вошел внутрь дома, где со вчерашнего дня никого и не видно было.
— Дай, Стрибожич, путь бесхпопотный, — прошептала воструха.
Я глянула на нее, улыбнувшись женщине, потом вновь на крыльцо лустующее — привиделось, знать.
Всеясен подвел мне уже взнузданную кобылу. Из пристройки дальней, намного скромнее, чем дома постоялые, поспешил к нам сам хозяин. Бородатый, крепкий, шагал через двор, выпуская клубы пара, кожух его нараспашку, даже шапку забыл надеть, чтобы успеть проводить как следует рано поднявшихся гостей.
Я торопливо передала Лютобору оплату за постой.
— Расплатись, — велела.
Вторак приблизился, вставая перед Лютобором. Он думает, что Лютобор здесь за старшего — глава. Десятник вручил плату, Вторак скользнул взглядом по засуетившимся гридням, что уже один за другим попрыгали в седла.
— А вы как собрались путь держать — по реки или конными отправитесь?
— А тебе-то какое дело? — полоснул Лютобор строгим взором — по-другому он и не мог. Десятник, он и есть десятник, мед лить не его удел.
— Упредить хотел, — передернул плечами крепкими Вторак, опуская взгляд на меня и вновь возвращая его на Лютобора, — вчера слух до нас дошел, что тати в Ворожцах лютуют, грабят, убивают, не один обоз распотрошили, звери. Поосторожней бы…
3_6
Лютобор кивнул, расслабляясь — теперь как сказать, что весть плохая. Я глянула на Ветицу, та побелела немного. Скользнула взглядом по длинным срубам, невольно вспоминая, что здесь мы ночевали не одни. Чужие кони в стойле: шесть жеребцов — не много, но и не мало. Тут уже к любому после таких слухов приглядываться станешь да остерегаться. Хотя абы кого Вторак не станет привечать.
— Все сейчас по реке больше, да вы, наверное, и не найдете свободной никого, слишком вас много. Переждали бы, пока поутихнет.
Лютобор настороженно сощурился — уж не запугивает ли Вторак, чтобы задержались гости да побольше заплатили? Я утянула за собой Ветицу — нечего слушать пустую болтовню. Ведано, что Ворожцы — самое тихое место в округе. Да и кого тут грабить? На много верст впереди ни одного крупного городища, кроме Дейницы, и если и ходят крупные торговцы с ценностью, то только по Сохше. Воструха хоть и насторожилась, да вида сильно не показывала.
Как только вернулся Лютобор, Ветица оседлала свою гнедую низенькую кобылку, а я поднялась в седло, к которому уже привыкла основательно, не натирая больше грубой седловиной нежную кожу между бедер. Укол совести все же пронизал — измучила женщину, отказавшись от обоза. Лютобор посмотрел вдаль, карие глаза десятника потемнели.