Насильник от слов его только злился больше, ударил коленом между моих колен, раздвигая шире, вздрогнул чуть, ткнувшись вперед, качнулся пытаясь войти, ткнувшись куда-то в бедро, как тут же обмяк. Тать завалился вперед. Не смогла выдержать его, руки подломились, и я упала на землю, устланную колючей хвоей, придавленная мужицким телом.
Другой тать едва успел выхватить нож, как чужой клинок глухо воткнулся в грудь, и чернобородый упал на колени, ткнувшись лицом в землю. Ничего не понимая, я пыталась высвободиться, задыхаясь, и тут же ощутила облегчение. Туша татя куда- то исчезла, давая возможность дышать, я не успела оправиться, как рядом кто-то опустился на колени и чьи-то сильные руки подхватил меня. Я забилась в отчаянной попытке защититься.
3_10
— Тише-тише, все хорошо. Я не обижу, кикто не обидит, — услышала голос, звучавший мягко и успокаивающе, так осторожно он пытался удержать меня на месте. — Все хорошо, — сжали крепче, и на плечи легла теплая накидка, укрывая от холода, скрывая оголенные бедра. — Где больно, скажи? Они успели? Где? — шептали рядом с виском губы, оглаживая горячим дыханием, а я и слова не могла выдавить, качала головой.
Меня пробил озноб, только, едва почувствовав заботу, ткнулась, разом растеряв все силы, в шею молодого мужчины, мягкие волосы огладили лоб.
— Все прошло, тише, — успокаивал словами и осторожными прикосновениями, водил ладонью волосы.
Он все гладил, держал. Оцепенение помалу начало спадать, и теперь меня пробила дрожь, словно в лихорадке. Я никогда не плакала, и сейчас не дала волю слезам, лишь слезы от болезненного удара татя заполняли глаза.
— Здесь оставаться холодно и сыро, — спустя время сказал он и поднял меня на руки легко.
Словно сквозь толщу стали проявляться остальные звуки и проясняться очертания деревьев и мужчин. Их было шесть или семь — чужие, я никого из них не знала. Быть
может, тоже путники? На земле тела Лютобора, Всеясена и остальных. Я чувствовала на поясе и под коленями ладони теплые, сильные руки будто не хотели отпускать.
— Вротислав! Догнали, всех поскуд перебили, — услышала уже рядом, — семерых насчитали.
— И двое еще в лесу, — добавил мрачно тот, кого назвали по имени, и кто все еще держал меня на руках, прижимая к себе. — Кресмир, костры разжигайте и палатки ставьте, здесь ночуем, до темна нужно успеть справиться.
Видимо, этот Вротислав здесь за старшего, раз отчет ему дают, а тот приказы. Я сжалась, невольно подняла голову, чтобы посмотреть на него, как он опустил меня на что-то мягкое. Губы незнакомца в этот миг так близко с моими оказались, жаром опалив, что я невольно опустила взгляд, испытывая горячее волнение, и закуталась в накидку плотнее.
— Посиди пока здесь, — сказал он, и слух полоснул до боли знакомый голос — только сейчас это поняла, только сейчас он, казалось, растворился в крови и разнесся по телу дрожью.
Я вскинула подбородок, когда Вротислав выпрямился, поймала его взгляд и застыла с раскрытым от изумления ртом. Тот незнакомец с торжища, который подарил мне гребень, стоял передо мной. Он посмотрел на меня с серьезностью и горьким суровым беспокойством. Он будто и не удивился нашей встрече, только сомкнул челюсти плотно, а в серо-голубых глазах гнев вспыхнул из самых глубин, когда обвел взглядом мое лицо и тело, сокрытое, но, казалось, нет никакой защиты от его глаз. В один миг в голове такая сумятица поднялась — разболелась еще тяжелее. Не успела ничего осмыслить, он отступил и пошел к дороге — его ждали. А я осталась одна в стороне, закутанная в плащ, пахнущий им.
Глава 4
Я вернулся к Зару, который с остальными гриднями подбирал погибших. Пятеро мужей и одна женщина. Все же отрок не договорил, что была еще и женщина… Трупы татей стаскали в чащу. Нехорошо ночевать в этом месте, где случилось столько смертей, но деваться некуда — тучи готовы вот-вот обрушить на землю ливень. Благо задерживался — ворочались лишь хмуро и гневно, давя на голову и плечи, давая время сложить краду да предать огню тела. И нужно было оставить ошеломленную кровавой стычкой девицу и поторапливаться, но едва мог это сделать, будто стоит мне уйти, она исчезнет, или кто украдет ее.
Я вернулся к своим гридням, оглядывая сложенные в ряд у обочины тела. Пятеро, все разных возрастов, среди них и тот черноглазый. Нам пришлось задержаться на постоялом дворе, знал бы, что такая беда впереди поджидает, оставил бы Волода у Вторака, а сам поехал, не задерживаясь не на долю. Да только гридень самый младший был из всех, и, как оказалось, самый хлипкий — перебрал за ночь браги, все утро его на изнанку выворачивало. Хоть и спешил нагнать ряженую — сам не знаю для чего, а все равно не успел — еще бы немного, и ее тоже бы… Это мысль, словно хлыстом, ударила. Разозлило страшно, что все утро она из головы не выходила, что если бы не успел — винил бы себя еще долго. Гневило и то, что этот гад собирался с ней сделать, прежде чем убить. Меня будто из собственного тела вышибло, казалось, одной пущенной стрелы было мало, слишком быстро и легко ублюдок сдох. И сейчас она там сидит одна, испуганная, поджимая колени и разбитые губы, на глазах слезы, но девочка крепкой оказалась — не рыдала, не бросалась в отчаяние. Только какое мне дело до простолюдинки обычной, которая оказалась вдруг на моем пути?