Грейс покачала головой, глядя на сумку для туфель. Бедный Фредди, он явно не приспособлен к столь неудобной жизни после роскоши Эктон-Барнетта.
А сама? Она задавала себе этот вопрос. Если бы он не встретил Брюса Барклея, если бы тот не заразил его своей энергией, то и она скорее всего жила бы поживала сейчас в Англии. Возможно даже, в один прекрасный день стала бы хозяйкой Эктон-Барнетта. Но не дожила бы она до самой своей могилы с ощущением, что жизни вовсе и не было?
Она вздохнула и вернулась в дом. Обед уже стоял на печке, рагу из остатков говядины, нескольких проросших картофелин и сморщенных луковиц. Она хотела было заложить сад, но Брюс разубедил ее:
— Только не перед началом засухи. Это бессмысленно. Ты ничего не сможешь вырастить без воды.
Она уже заштопала его носки, закончила стирку, и делать было больше нечего. Жизнь в глуши означала длинные, в одиночестве дни, слишком жаркие, чтобы хотелось делать что-то, кроме минимума необходимого. Это не место для женщины, сказал когда-то Брюс.
Снаружи стояла машина, и Брюс уже понемногу научил ее вождению, однако предупредил, что не стоит слишком далеко уезжать одной. Если машина сломается или прорвется шина, некому будет ей помочь. Кроме того, все эти ухабы совершенно не нужны будущему ребенку. Да и ездить было некуда. Карри, городок, где она уже побывала в день приезда, располагал тремя магазинами, а дорога туда была длинной и неудобной. Их ближайшим соседом был Карлтон Драммонд, но посещать его у Грейс не было ни малейшего желания. Были еще правда О'Брайаны, недалеко от Мингары. У них было небольшое скотоводческое ранчо.
Дом О'Брайанов находился еще в худшем состоянии, кроме того, там была масса шумных и грязных детей, которые все время находились без присмотра. Миссис О'Брайан, которой было, вероятно, около сорока, была неряшлива, толста и все время находилась в состоянии полусна. Изо рта у нее всегда торчала сигарета, половины зубов уже не было. Однажды, побывав у них в гостях вместе с Брюсом, Грейс задалась вопросами: как начинала свою жизнь эта женщина? Была ли она когда-то стройна, хороша собой, имела ли когда-то хорошие манеры, были ли у нее когда-то в жизни мечты и надежды? Или беспросветная здешняя жизнь совершила с ней необратимые перемены? И не была ли она прообразом будущего самой Грейс?
Она дотронулась рукой до своего живота. Казалось совершенно невозможным, что там внутри рос ребенок. Но и отрицать его присутствие она тоже уже не могла. Она уже застегивала юбку на талии с помощью булавки. Ее передернуло при мысли, что подобная булавка стала первым шагом миссис О'Брайан к ее нынешнему состоянию.
Грейс бросилась в комнату и стала просматривать свой гардероб, решая, какие именно платья она может использовать для перешивания в юбки, которые не придется застегивать на булавку. Затем она попросит Брюса привезти ей из города одну-две более широкие блузы, может быть, какую-нибудь ткань. Конечно, он никогда не ездил в город, когда там были открыты магазины. Только тогда, когда там были открыты бары. Он говорил, что должен заботиться о своем бизнесе. Если же его приятели увидят его в баре, то поймут, что он пока не разбился, и это укрепит репутацию «Грейс Эйрвейз».
— Ты можешь встретиться с ними и днем, — предложила Грейс. — Наверное, вряд ли они хорошо тебя слушают, когда наливаются пивом.
Брюс усмехнулся:
— Только в таком состоянии они еще и могут согласиться на столь рискованное предприятие, как полет на самолете.
Он всегда просил Фредди сопровождать его в его вечерних поездках, но Фредди обыкновенно отказывался, видимо, он не хотел оставлять ее одну, думала Грейс. Брюс обычно возвращался довольно поздно. Она не засыпала, мечась под москитной сеткой, которую он сделал для нее, пока не слышала уже издалека звук мотора. Затем она наблюдала, как лучи от фар метались по потолку и стене, пока он пробирался сквозь кустарник, и мысленно возносила благодарность Богу за то, что муж благополучно вернулся домой. Частенько он напивался изрядно, и она задавалась вопросом, как он умудрялся добираться до дома по однообразной равнине и в полной темноте. Но как бы поздно и каким бы пьяным он ни возвращался, утром он был весел, шумлив и жизнерадостен. Его безграничная энергия вызывала у нее восхищение.
Грейс поглядела вверх, уши ее всегда были настроены на звук пропеллера ДН-9, она слышала его даже издали. Она выбежала из дома. Звук был яснее, но что-то в нем было не так. Он был прерывистым, как при порывах ветра. Затем она увидела темную точку на западном краю неба. Когда точка приблизилась, она увидела, что это был самолет. Но он то нырял вниз, то пытался вскарабкаться вверх. Она задержала дыхание, увидев, как он приближался, едва не задев вершину самого высокого эвкалипта. Затем она поняла, почему он так странно летит. Одно крыло превратилось в мешанину проводов и дерева и беспомощно висело, как у подбитой птицы. Она тяжело задышала, наблюдая, как самолет, совершая зигзаги, подлетел к посадочной полосе, снизился, дотронулся до земли, подпрыгнул, затем, наконец, косо остановился на полосе.
Она побежала к самолету, плача от страха. Дна пилота, напротив, смеялись с облегчением, вылезая из кабины. Брюс вел самолет, а Фредди сидел позади, на пассажирском месте.
— Ну разве я не говорил тебе? — заорал Брюс. — Я же говорил, что он просто замечателен!
— Что случилось? — выдохнула Грейс.
— Ты едва не лишилась мужа, моя дорогая, — весело заметил Фредди.
— Чепуха, я всегда говорил тебе, что она вынесет это. — Но когда он обнял Грейс, она могла сказать точно, что он вовсе не был так в этом уверен.
— Скажи мне! — произнесла она с нетерпением, вытирая слезы.
— День был в разгаре… — начал Фредди. Его безукоризненный костюм был покрыт слоем красной пыли. — Сначала мы попали в неожиданную пыльную бурю. Пыль поднялась из ниоткуда. Она была повсюду. Мы не могли понять, куда летим. И конечно же, пыль забила мотор. Но Брюс сумел завести мотор как раз в тот самый момент, когда мы чуть было не рухнули в болото. Но шум мотора испугал огромную стаю птиц…
— Это были журавли, — сказал Брюс.
— Эти глупые существа поднялись в небо и столкнулись с нами, — закончил Фредди.
— Одно крыло сломалось, — сказал Брюс. — Но нам пришлось продолжить полет, потому что сесть было негде. Но я всегда говорил, что «Грейс» — чудо. Разве не так? Она держалась, как истинный боец. Любой другой самолет уже давно рухнул бы вниз. Забитый пылью мотор и только одно крыло, но «Грейс» летела. Что еще можно требовать?
Грейс тяжело вздохнула, смотря на покореженное дерево и провода, стараясь не думать, как близко оба мужчины были рядом со смертью.
— А можно ее починить? — спросила она.
— О, да, мы постараемся, — сказал Брюс. — Хотя, прочистить мотор будет делом нелегким. Может быть, нам придется разобрать его на части.
— Знаешь, — сказал Фредди, улыбаясь, — зато у нас есть хорошая история для рассказа в «Сентрал Отеле»! Это будет доказательством того, несколько надежна наша машина и насколько хорошие мы пилоты.
— Мы поедем туда ночью и выпьем грога, — сказал Брюс.
— Ну а сейчас лучше всего выпить чашку чаю, — сказал Фредди. Мое горло тоже забито пылью.
— Я приготовлю чай, — сказала Грейс.
— Подожди минутку, — сказал Брюс. — Я должен сначала кое-что сделать. — И он побежал в ангар.
— Оставь пока самолет, Блю, — крикнул вслед ему Фредди. — Мы поработаем утром.
Но Брюс уже возвращался с банкой черной краски и с кистью. Он встал рядом с фюзеляжем и начал работу. Фредди и Грейс стояли рядом, не зная что думать. Когда он закончил, то отошел на шаг, любуясь своей работой. Это было новое название самолета — «Удивительная Грейс».
Они смеялись и весело болтали, направляясь к дому. Это напомнило Грейс первые дни их дружбы, когда смех и дружеские шутки постоянно заполняли то время, что они проводили вместе. Когда мужчины уселись за стол, все еще хвалясь друг перед другом своим мастерством, благодаря которому они и посадили самолет, Грейс заметила, что лицо Фредди было живым и радостным — таким она не видела его с той поры, когда приехала сюда в качестве миссис Барклей. Она вновь почувствовала угрызения совести за то, что подвела его, а он, в свою очередь, вел себя, как настоящий джентльмен. Ни разу не сказал ни слова о своих подлинных чувствах. У него были безупречные манеры, он обращался к ней с достоинством и уважением.