— Нет, не моя, она летает на самолете.
— Ага. — Мужчины обменялись взглядами, показывая на ее летный костюм. — Ей нужен хороший мужчина — для ее задницы, — сказал абориген. — Вроде вас, а, босс?
Гордон посмотрел на Грейс:
— Он говорит…
— Я поняла, — быстро сказала она. Он усмехнулся.
Они все шли, и она почувствовала, что одежда прилипла к телу.
— Они говорили, здесь, недалеко, — сказал Гордон, вытирая платком лоб. — Почему бы вам пока не отдохнуть здесь в тени? Встретите меня на обратном пути. Боюсь, здесь вам тяжело.
— Нет, нет, все в порядке, спасибо. Думаю, здесь пешком не дальше, чем до Берктауна.
Наконец они дошли до группы хижин под крышами из коры. Толстые дети разбежались при виде белых незнакомцев. Тощие собаки заворчали, а женщины с обнаженной грудью смотрели на них с откровенным любопытством. Грейс старалась не смотреть по сторонам, хотя она была заворожена видом нагих коричневых тел.
Гордона провели в одну из хижин, где старик, украшенный хвостами, костями и зубами, склонился над стонавшим ребенком. Наверное, знахарь, подумала Грейс. Гордон засучил рукава и попросил принести воды.
— Бедный малыш, — сказал он. Лицо его выражало тревогу. Он стал на колени над ребенком, В местные стояли на почтительном расстоянии. Несколько раз ребенок кричал от боли, и при этом женщины стонали и щелкали пальцами. Гордон тихо приговаривал что-то, пытаясь успокоить испуганного малыша. Грейс обратила внимание, как бережно касался он маленького тела своими большими руками.
Обработав раны малыша, он встал и улыбнулся:
— С ним будет все нормально. У него есть опасные ушибы и глубокие порезы, сломана одна нога, но повреждений внутренних органов нет. — Видя, что его не поняли, он пояснил: — В живот не ранен. — Он вытащил из чемоданчика склянку. — Сейчас я посыплю порошком его раны и зашью их. Я оставлю вам порошка, будете следить за его здоровьем.
— Это порошок для доброго волшебства? — застенчиво спросила одна женщина.
— Это — антисептик. Он предотвращает инфекцию. — Гордон улыбнулся. — Он — для доброго волшебства.
Доктор велел приготовить шину и старательно обработал сломанную ногу. Потом дал инструкции, как ухаживать за раненым. Они глядели на него с уважением и благодарностью.
— Останетесь на угощение, босс? — спросил переводчик. — Очень хорошее угощение.
Гордон повернулся к Грейс:
— Останемся ли на обед?
— А что у них будет? — спросила она.
— Наверно, жареные личинки и одна-две игуаны. — Гордон улыбнулся.
— Скажите, что мне далеко лететь домой и надо добраться засветло.
— Очень дипломатично, — согласился он и пожал руки хозяевам. — Когда ребенок поправится, приведите его к нам в миссию, там я посмотрю его еще раз, чтобы убедиться, что все зажило, — сказал он.
— Вот как вы получаете обращенных, — сказала Грейс, когда они распрощались с местными. Она пошутила, но Гордон нахмурился:
— Мы никого не удерживаем насильно, — сказал он. — Но у них три раза в день еда, чистая одежда, обучение и правила гигиены. Разве детям не лучше в таких условиях, чем здесь? Знаете, сколько из них не доживают до совершеннолетия? Этот ребенок умер бы от инфекции или вырос бы с кривой ногой, но современная медицина спасла его.
— Конечно, после того, как по нему проехала СОВРЕМЕННАЯ техника, — заметила Грейс.
— Вы — упрямая женщина, Грейс Барклей, — сказал он.
Когда они дошли до самолета, проводник взволнованно сказал:
— Черт, хорошо, что вы долетели так… быстро. Порошок у вас… лучше… чем у знахаря… покажите… ему. — Он привычно пересыпал свою речь грязными словами.
Когда они взлетели, Грейс сказала с улыбкой:
— Я вижу, ЧТО вы называете преимуществами образования. Приобретение столь колоритного языка у аборигенов — плоды цивилизации.
Гордон расхохотался:
— Надеюсь, он научился этому не у нас в миссии.
Гордон Бэнкс — необычный человек, думала она, пока они летели в облаках над океаном. Его слова часто звучат, как речь типичного церковника-благотворителя. Но и его искреннее сочувствие к темнокожему ребенку, и чувство юмора противоречат этой миссионерской напыщенности.
Их встреча была для нее достаточно интересной. И это неплохо.
31
Уже почти затемно Грейс добралась домой. Она страшно устала. Одежда ее была влажной от пота голова тяжелая. Она надеялась, что Нобби поставил чайник. Может быть, даже он начал ужинать. Но когда она поднималась по ступенькам, ее встретил другой человек.
— Добрый вечер, Грейс, я вас ждал, — сказал Карлтон Драммонд.
— Что вы здесь делаете? У меня все оплачено, и нам не о чем больше разговаривать, — сказала она.
— Да нет, есть. Я только вернулся из Брисбена. Приятный город в это время года, и стал совсем цивилизованным. Я даже побывал там в опере на «Аиде»…
— Мистер Драммонд, я сегодня с утра в полетах. Я была в зоне болот и меня чуть не съели слепни. У меня нет сил на светскую беседу.
— Хорошо, перейду к делу. Я навещал сегодня местных членов парламента и узнал, что принят новый закон о воздушной безопасности. Теперь пилотам нужна лицензия. То есть брать пассажиров без лицензии — незаконно. — Он был явно доволен собой.
— Как любезно с вашей стороны сообщить мне это. Просто невероятно. Разумеется, «Грейс Эйрвейз» законопослушна. Я подумаю, как это устроить.
— Могу вам сказать. Следует поехать в авиационное управление в Брисбене и пройти тест. Это стоит денег.
— Это не проблема, — ответила она, — у нас сейчас есть доход, несмотря на ваше противодействие. Я сразу же пошлю туда Нобби.
— А пока он вернется, — сказал Карлтон, — вы, надеюсь, воздержитесь от полетов без лицензии.
— Не вижу, почему это вас должно касаться.
— Видите ли, — он нарочито приветливо улыбнулся, — я только что стал здесь мировым судьей, и моя обязанность — защита закона. Я обязан обращаться в полицию с просьбой задержать незаконно вылетевший самолет, не так ли?
— Прошу вас уйти, — ответила она.
— Сию минуту. Но я буду следить за небом. — Он удалился с выражением торжества.
— Простите, миссис, — сказал Нобби, высовываясь из кухни. — Я говорил, чтобы он убирался, но он не захотел. Я ничего не мог поделать.
— Вы, видимо, слышали насчет лицензии?
— Эти сукины дети в Брисбене только мешают. Почему бы им не оставить добрых людей в покое?
— Видимо, надо, чтобы люди были уверены в надежности пилотов.
— Только новый способ снимать пенки, — проворчал он. — Они там и обезьянам разрешат летать, лишь бы заплатили.
— Во всяком случае, надо подчиниться. Вам лучше сразу отправиться в Брисбен.
— Почему бы не вам, миссис? Это — ваш самолет.
— Но летаете больше всего вы.
— Так, может быть, вместе?
— Я не хочу оставлять здесь самолет. Да еще этот Карлтон Драммонд… Так что давайте вы. Но не ходите там по барам. Получите лицензию и сразу назад.
Она очень быстро отвезла его на станцию, дав денег на лицензию и отель. После последней пьянки он вел себя хорошо, хотя теперь у него снова есть деньги, чтобы напиться.
Он должен был вернуться к уикэнду, но наступила пятница, а он не вернулся. Так как они не договорились насчет определенного отеля, она не знала, как его найти. В понедельник она дала телеграмму в управление и узнала, что на прошлой неделе он там действительно был и сделал все для получения лицензии.
— Черт, — проворчала она, — может быть, он отправился праздновать?
К концу второй недели раздражение сменилось тревогой и злостью. Он не мог до сих пор пьянствовать, у него и денег столько не было. Одно из двух: или с ним что-то случилось, или он получил лицензию для себя и пошел искать лучшую работу. Она верила ему, но, может быть, напоследок он ее предал? Ведь он, как и всякий другой, будь он болен или травмирован, дал бы знать. Брисбен не глухое место. Теперь, видно, придется ехать туда самой, бросив гараж и ангар. Она посмотрела бухгалтерскую книгу и поняла, что эта новая поездка обчистит ее, но без лицензии вообще не будет дохода. Черт бы побрал Нобби, подумала она. Она так ему доверяла, а он так ее подвел. Хуже того, теперь она опять будет совсем одна. Ночной ветер, стучавший в ставни и двери, усиливал впечатление одиночества. Вернувшись в комнату, чтобы сложить вещи перед поездкой, она снова увидела одежду Брюса, и острая боль пронзила ее. «Брюс, мне тебя так не хватает, — шептала она, — я хочу, чтобы ты был жив и вернулся. Ты мне так нужен!..» Она нашла его рубашку и уснула с ней, воображая, что вдыхает его запах.