– Знаешь, ты мне очень надоел.
– Я просто хочу найти Любу.
Сердитый смешок.
– Я тоже хочу.
– Зачем? Нет, ты, кажется, не хочешь об этом говорить. Тогда скажи хотя бы, почему ты притащился именно на то место, на то самое место? Я имею в виду мост над родником.
– Что, сам не можешь сообразить, тупой?
– Но все-таки?
Недавний беглец молчал, закрыв глаза, но было понятно, что в разговоре он участвует, и сейчас прозвучат какие-то объяснения.
– До меня добрался твой «джинн», как он ни вилял, я догадался – Любаша исчезла, скажем точнее, удрала от тебя. И тогда я понял, что у меня появился шанс.
– Шанс на что?
Этот вопрос десантник проигнорировал.
– Найти человека сейчас, если он не хочет, чтобы его нашли, или если нет решения властей, что он должен быть найден, очень трудно. Капля в море. Но есть несколько моментов. Долго растолковывать. Через тебя был шанс это сделать. Поэтому я стал за тобой следить. Думал, ты наведешь меня, хотя бы случайно. Понимаешь?
Вадим опустился в золотистую жидкость до уровня глаз. Думать-то он думал, да только ничего не придумалось.
– Нет, не понимаю.
– Все знают, что преступников тянет на место преступления, но мало кто знает, что и жертв тянет на место, где они стали жертвами. Непосредственный момент смерти им знать не дано, и они, не имея возможности добраться до нужного места в своей памяти, начинают появляться в тех местах, где все и случилось. Ничто больше их не занимает, ускользают от знакомых и родственников, иногда их приходится возвращать в Лазарет, чтобы повторно отбить память. И вот когда я узнал, что Люба сбежала, я решил – надо следить за тобой. Ты рано или поздно забредешь на место преступления, а значит, и невольно покажешь, где можно надеяться увидеть и Любу. Наводка, конечно, еще та, но лучше, чем ничего. И уж конечно это следовало делать тайком. Не обсуждать же с тобой же мне было свои планы.
Вадиму вдруг стало неуютно лежать, он поерзал спиной по гладкому, ласковому дну, но уютнее не стало. Надо бы выбираться из этого профилактория. Скорей всего, он ничего приятного от господина десантника не услышит. Но сами собой продолжали задаваться вопросы.
– А что ты имеешь в виду под словом «перехватить»? Ты ее, что ли, хотел как-то забрать себе?
– Ты как-то очень глупо выражаешься. «Забрать». А может быть, и забрать! По крайней мере, я имею прав на нее больше, чем ты. Настоящих прав!
– Что это значит? – Вадим почувствовал вдруг, что паникует.
Десантник мощно пошевелился в золотистой воде.
– Неужели до сих пор ничего не понял? Моя это баба, моя, понимаешь?!
– А-а.
– Что акаешь?! Да, я был сосед по площадке, да, безногий. Но зато во всех остальных отношениях полноценный мужик. Да, еще и герой. Уж поверь! Да, заходила она ко мне по-соседски. Приготовить там, пыль вытереть. Жалела, видимо, как это у них по-бабьи заведено. Я бил, конечно, сильно на жалость. Постепенно, помаленьку, приручал… дай за коленку подержаться и так далее. Судя по всему, с парнями у нее не клеилось, то ли боялась она их, не знаю. А я неопасный, безногий. Со мной все как бы все это не всерьез, понимаешь?
Некоторое время молчали. Потом Вадим сказал очень тихо:
– Понимаю.
Еще помолчали.
– Ну, теперь ты сообразил, что ты можешь больше ее не искать?
– Почему это?
– Да я ведь только что тебе все объяснил. Моя это женщина, моя. Я как узнал, что ее воскресили… а у меня и ноги, и все остальное… а тут ты влезть хочешь. И закон, к черту, на твоей стороне. А как ты думаешь, я должен к тебе относиться?
– Так ты что – спал с ней? Тогда?
– А о чем я тебе здесь талдычу. Спал. Часто. Женился бы на ней, если бы не они… – десантник мощно шуранул руками под водой, видимо пытаясь ударить себя по ногам. – А когда я узнал, что ты с ней сделал…
– А ты все знаешь?
Жора насупился.
– Меня уже в то время в городе не было. Уехал к родичам. Но раз ты теперь к ней официально приставлен, значит, между вами тогда произошло что-то этакое. Расскажи.
Вадим дернулся и чуть не глотнул золотистого раствора.
– Но ты же знаешь, что мне она тоже нужна.
– Что значит нужна? Это мне она нужна. Во как нужна. Я ведь тогда фактически ее не пережил. Спился у дядьев. Даже не знал, что погибла, а как будто чувствовал. Сгорел за полтора года. То в церковь, то за бутылку. И вокруг одни вопросы без ответов. Почему все так? Почему именно со мной все это?! А тут такой поворот в Новом Свете. Я ведь когда узнал, что ее воскресили, только пока без души, соглашался – отдайте так. Все равно люблю, я ей все напомню, заживем. Нельзя, говорят. А, оказывается, готовили для тебя. Только ты свой шанс просвистел, парень. Поскольку она сама от тебя, сдунула, никаких особых прав у тебя на нее нет.
– Да мне и не надо, мне же только объясниться.
Десантник покачал головой.
– Упустил, упустил ты свой момент. Лучше тебе к ней не приближаться. Я сам ей все расскажу и объясню. Когда женщина счастлива, она легко прощает.
Теперь головой покачал Вадим.
– Ты же знаешь, что так нельзя. Никаких заочных прощений. Глаза в глаза – вот закон. А если ты попробуешь сам…
Десантник внезапно выпростал руки и хлопнул ими по поверхности раствора.
– Вот гадство!
Закон о тайне личной смерти. С ним шутки плохи. Никто не имеет права вмешиваться в отношения между жертвой и преступником, какими бы он ни руководствовался соображениями и душевными движениями. Вадим вспомнил об отце, Александр Александрович даже в порыве родственного чувства не посмел преступить.
Ванна, словно восприняв движение десантника за команду, начала мелеть. И скоро два голых мужика сидели в пустой белой емкости. Сидели с задумчивым видом.
– У меня такое впечатление, что нам лучше держаться вместе, – робко сказал Вадим.
– Зачем?
– Мы так быстрее ее найдем. Я с ней поговорю, а ты уж действуй там дальше.
Десантник неприязненно вздохнул.
– Вот только такой расклад, как ты сейчас сказал. Если ты попробуешь…
Вадим замахал руками, даже точно себе не представляя, что именно он обещает не делать.
Когда они уже вытирались большими синими полотенцами в просторном предбаннике, молодой человек спросил у своего более бывалого собеседника:
– Послушай, а где это мы были с тобой?
– Что ты имеешь в виду?
– Платочный городок, следователей.
– Это не следователи. Не официальные следователи. Ни на какой госслужбе они не состоят. Самодеятельность, понимаешь?
– Нет.
Жора старательно расчесывал перед зеркалом свою единую бровь.
– Началось с того, что у меня соскользнул палец.
Понятнее Вадиму не стало, он терпеливо ждал.
– Шифр я набрал по инерции, я ведь и все предыдущие набирал автоматически, чтобы попасть в то место, которое хорошо знаю. Сиракузы, Антарктида. Я уже бывал в этом лагере, живал. И довольно долго. Искал ответы на вопросы. Думал, что прорвусь, а ОН там.
– Кто?
– Об этом потом. Так что оказались мы в «олимпийской» зоне случайно. На планете несколько таких мест. Там за специальной оградой, кажется, в виде силового поля, живут знаменитости, только не какие попало.
– А какие? Великие целители или…
Жора зевнул.
– Глупости! Никому теперь никакие целители не нужны. Все, что умел сделать какой-нибудь Гиппократ, или Парацельс, в сто раз лучше выполнит самый обыкновенный лаборант из провинциального Лазарета. Я почему так точно знаю – помотался, повидал. Поверишь ли, к Авиценне однажды забрел – два посетителя. Да и то не с болезнями, а составители энциклопедии комических смертей. Авиценна же умел во время полового акта, каково почтенному старику ему было принимать этих веселых гаденышей? Пастер позабыт, позаброшен. Глазник Федоров работает в геликоптерном гараже. Да что там говорить.
– Может быть, там Гитлеры и Пол Поты?
– Чуть теплее. Но на самом деле к таким массовым убийцам и насильникам попасть с целью мести давно уже стремятся не слишком многие. Цинь Шихуан, герцог Альба, Синаххериб, Чикатило, Саддам Хуссейн, Самоса, Иди Амин, они рее существуют в достаточно спокойном режиме. То ли до сих их побаиваются, то ли брезгуют, но родственники жертв давно уже не стоят толпами возле их дверей. Их, конечно, продолжают ненавидеть и все такое, но как бы издалека, не глаза в глаза. Хуже другим.