— Простите за то, что вынужден прервать вас, мистер Вебер, — стараясь оставаться внешне спокойным, проговорил мистер Миллн. — Однако все мы должны отдавать себе отчёт в том, что ученики нашей школы не изолированы полностью от внешних источников информации. Я знаю, что большинство родителей запрещают своим детям пользоваться интернетом, но это ведь только один из множества информационных каналов. Дети ходят в кино, в книжные магазины, общаются с детьми из публичных школ. Услышав что-то новое, что пробуждает их естественное детское любопытство и фантазию, они задают вопросы на уроках своим учителям. Как же вы прикажете отвечать нашим ученикам на их нестандартные, мягко говоря, вопросы? «Дети, вы ещё не доросли до динозавров, сегодня мы будем изучать зайчиков и бабочек!» Так?
Произнося последнюю фразу, мистер Миллн непроизвольно спародировал манеру говорить отца Габриэля, что, несомненно, не осталось незамеченным всеми присутствующими. Атмосфера взаимной неприязни между двумя группами внезапно ощутимо сгустилась.
— Дорогие коллеги, — постарался разрядить обстановку директор, — я предлагаю всем вместе подумать о том, как можно придти к приемлемому для всех компромиссу, вместо того, чтобы обострять возникшие противоречия. Тем более, что у нас обозначился ещё и ряд более острых вопросов. Это касается преподавания истории. Родители наших учащихся убедительно просят не обсуждать на уроках деятельность института инквизиции. Мы все понимаем, что эти страницы истории могут быть изложены и интерпретированы с разных точек зрения, зачастую даже диаметрально противоположных. Я должен признаться, что полностью разделяю точку зрения родительского актива на эту проблему и от себя лично убедительно прошу нашего уважаемого преподавателя истории мистера Коэна не возбуждать в незрелых душах учащихся ту бурю негативных эмоций, которую они могут испытать, слушая детальные описания средневековых жестокостей.
— Если я вас правильно понял, — совершенно хладнокровно спросил мистер Коэн, — мне предлагается опустить из моего курса все описания жестокостей, пыток, казней? Тогда, простите, что же останется от человеческой истории? Мне просто нечего будет преподавать. Рассказы о достижениях и открытиях вне политической канвы теряют мотивацию и логическую связь.
— Дорогой мистер Коэн, — в голосе директора школы послышались елейные нотки, — упаси бог, никто не предлагает вам искажать историю человечества! Речь идёт только о том, что временно, я подчёркиваю — временно, обойти стороной излишне натуралистичные описания средневековых пыток и казней, инициированных католической инквизицией.
— И я полностью согласен с нашим уважаемым директором и поддерживаю его просьбу, — с достоинством вставил преподобный отец Джонатан.
— То есть, если я не ошибаюсь, — не теряя самообладания продолжал учитель истории, — описание казней ранних христиан в средних классах не возбраняется? Так же как и массовые казни в России времён Ивана Грозного и Петра Первого, гильотирование аристократии во время французской революции, нацистские и советские концентрационные лагеря, геноцид армян в Турции и Тутси в Руанде, искусственно организованный голод на Украине, в Китае и в Индии, поголовное уничтожение интеллигенции в Камбодже, бомбардировки Дрездена, Хиросимы и Нагасаки — всё это возражений не вызывает?
— Ну, разумеется, нет! — поспешил с ответом директор. — Никто не собирается диктовать вам, что включать в ваш курс и как вести учебный процесс. Просто родительский актив и присутствующие здесь преподаватели духовных дисциплин просят вас временно, только в пятых-шестых классах, не заострять внимание учащихся на до сих пор спорных исторических вопросах, связанных с деятельностью инквизиции. И это всё.
— Благодарю вас, — с плохо скрываемой иронией произнёс мистер Коэн. — Однако, при всём моём уважении к христианской религии в целом и к присутствующим здесь представителям церкви, я не могу охарактеризовать предлагаемый мне подход к преподаванию истории иначе, чем лицемерным, и, вследствие этого, вынужден отказаться от места преподавателя в этой школе.
Мистер Коэн невозмутимо поднялся со своего места и размеренным шагом покинул помещение. Его неожиданный поступок застал всех присутствующих врасплох. В течении полутора-двух минут никто не произнёс ни слова. Первым нарушил молчание мистер Миллн.