— Ну, что ты хотел мне сказать? — промурлыкала девчушка.
— Я хотел тебе сказать, — смущённо произнёс Эрик, — что ты самая красивая девочка из всех, кого я знаю.
Его левая рука уже сама собой оказалась на её талии, а правая ладонь легла на голенькую ножку повыше коленки. И это было таким невыразимым блаженством, что Эрику сразу показалось, что он теряет ориентацию в пространстве.
— И ещё я хотел сказать, — уже немного смелее продолжал мальчик, — что ты мне ужасно нравишься.
Мягкие, полуоткрытые губы девочки медленно прикоснулись к его губам. Острое наслаждение, как электрический разряд, волной прошло по его телу, и весь окружающий мир моментально растворился, исчез, осталось только это острое и неимоверно сладкое прикосновение её губ и нежного, слегка подрагивающего язычка.
Как только мисс Адамс объявила о том, что занятий сегодня больше не будет, Дерек подтолкнул Питера локтем и кивнул в сторону двери. Вырвавшись из класса в числе первых, мальчишки дунули по коридору, вылетели через входную дверь и припустили по направлению к воротам парка. Только оказавшись в тени деревьев, Дерек перешёл на быстрый шаг.
— Что за спешка? — спросил догнавший его Питер.
— Дело есть, — ответил Дерек. — Давай сюда, направо. Там, за поворотом, у стены, переодевалка есть. Домик такой заброшенный. Где-нибудь рядом спрячемся за кустами и будем ждать.
— Кого? — удивился Питер.
— Сиськи полапать хочешь? — спросил Дерек. — Ну и попку там, под юбчонку залезть.
— К кому?
— Там увидишь. Как только я её остановлю, подходи. Хватаем за руки и тащим в домик.
— Ты чего! А вдруг она орать начнёт. Знаешь как влетит за это!
— Не начнёт. А там по ситуации посмотрим. Если очень уж сильно вырываться будет, отпустим. Скажем, что пошутили. Попугать хотели. А может ей это даже понравится.
— Ну, ты даёшь! Какой же девчонке такое обращение понравиться может?
— Не каждой, не каждой. Но этой может и понравится. Да ты не дрейфь. Сиськи-то, настоящие, только на картинке видел. Да и то не часто. А тут может и обломится.
С правой стороны в густых зарослях показалась крыша приземистого выкрашенного в тёмно-зелёный цвет домика.
— Вот здесь, — скомандовал Дерек, — становись за этими кустами и стой тихо. Когда я заговорю с ней, подходи сзади и делай как я. Понял?
— Да, понял. Только, боюсь, потом вони будет. Мы же не в публичной школе учимся всё-таки. Там, я слышал, в пятом классе уже чуть не трахаются, кому не лень. А в нашей-то школе всё не так: этого нельзя, то грех. Навыдумывали. А узнают, что мы её ещё и насильно затащили, мало не покажется.
— Не бзди. Кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Стой здесь тихо.
Дерек шмыгнул через дорожку, ведущую к домику, и встал за другой куст.
Вероничка вышла из школы одной из последних и по-привычке, не спеша направилась к парку. Ей было одиноко и грустно. Школу она тихо ненавидела из-за строгих правил, множества ограничений и ужасной, изнуряющей скуки на уроках по духовным дисциплинам. Ни к математике, ни к естественным наукам душа у неё тоже не лежала, но здравого смысла хватало, чтобы не уставать удивляться на этих взрослых, немолодых уже людей, которые с важным видом вдалбливали в головы ученикам такую откровенную чушь. У неё просто в голове не укладывалось, что их учителя сами верят в то, что говорят на уроках.
Однако главной причиной её тихого внутреннего бунта было стремление школы и родителей неусыпно контролировать любые проявления сексуального любопытства у учащихся. Никакая информация, имеющая хотя бы отдалённый намёк на эротику, не могла просочиться сквозь плотное оборонительное кольцо школьной и домашней цензуры. Книги, фильмы, телевизионные передачи, даже страницы газет тщательно фильтруются перед тем, как попасть в руки тех детей, кому не повезло родиться в религиозных семьях и угодить в эту ненормальную школу.
— В публичных школах никто детей не прессует. Там, в свободном внешнем мире, девочки её возраста, наверное, уже вовсю занимаются любовью, — с завистью и раздражением думала Вероничка.
— А мне остаётся только фантазии перед сном и тихая мастурбация под одеялом, чтобы никто не заметил. Хорошо, хоть этого никто у меня отнять не может.
— Привет, детка, — неизвестно откуда прямо перед ней появился Дерек. — Ты чего такая смутная? Жизнь затрахала?