— Эрик, миленький, нам нельзя здесь больше оставаться. Надо идти, — тихий голос девочки медленно возвращал Эрика в реальный мир. Его руки продолжали ласкать под юбочкой трусики на попке стоящей перед ним Тины.
— Нaдо идти, — ласково, но настойчиво повторяла она. — Знаешь, сколько сейчас времени? Тебя же дома хватятся — неприятностей не оберёшься.
Эрик взглянул на часы — не может быть! Два часа пролетели так незаметно, что он просто не мог этому поверить. Но и оторваться от этого маленького нежного тельца было не просто. Его руки как будто приклеились к ножкам девочки там, под юбочкой, и отдирать их пришлось с кровью.
— Я сейчас пойду домой одна, через парк, — настойчиво уговаривала Тина, — а ты, когда остынешь, пойдёшь обратно, мимо школы, тебе так ближе.
— Действительно, остыть не мешает, — подумал мальчик, ощущая свой напряжённо торчащий столбик, предательски оттопыривающий штанишки.
— Всё, милый, — торопливо сказала девочка, поцеловала его в губы в последний раз и, не дав ему опомниться выскочила из беседки.
Эрик посидел ещё минут пять, постепенно успокаиваясь. Потом, всё ещё плохо соображая, встал, привёл себя в порядок, аккуратно заправил рубашку в брюки и вышел наружу. Ноги слушались плохо и дорога домой заняла раза в два больше времени, чем обычно.
Войдя в дом, Эрик столкнулся нос к носу с матерью.
— Что это у тебя глаза так блестят? — спросила с подозрением миссис Эдвардс. — И вообще, ты как-то на себя не похож. Что случилось?
— Ничего, мам. — Эрик постарался напустить на себя рассеянный вид. — Всё в порядке.
— Да нет, голубчик, что-то не так. Я же вижу. Какой-то ты возбуждённый. Ну-ка, посмотри мне в глаза! Вроде, не болен, — мать потрогала лоб Эрика ладонью.
— Мам, я пойду к себе уроки делать, — протянул мальчик.
Миссис Эдвардс неохотно отпустила его. Что-то новое и непонятное в мальчике всколыхнуло её глубоко запрятанную тревогу. Если бы у неё было больше времени, она его так просто не оставила бы в покое. Только необходимость готовиться к вечеру заставляла её переключиться на неотложные дела. Надо было успеть в салон привести в порядок причёску и обновить маникюр. А потом выбрать, что надеть. Вечеринка в доме начальника мужа обязывала быть в форме.
Когда, после объявления об отмене двух последних уроков, радостные одноклассники наперегонки бросились вон из школы, Кевин, выйдя из класса одним из последних, свернул из главного коридора на лестницу, ведущую в спортивный зал. Мышцы груди и рук болели невыносимо, каждое движение сопровождалось вспышкой боли. Хуже всего было с животом: резкая боль не позволяла даже смеяться. Однако сдаваться Кевин не собирался. Поставив рюкзак на скамейку, он для начала, превозмогая ноющую боль, отжался раз десять от шведской стенки в почти вертикальном положении, чтобы нагрузка была минимальной. Отдохнув минуты две, он спустился на одну перекладину ниже и повторил упражнение ещё раз. После передышки, во время которой он, морщась, не прекращал вращательные движения руками чтобы, согласно указаниям, напечатанным на листочке, полученном от Ричарда, разогнать током крови какую-то таинственную молочную кислоту, непонятным образом скопившуюся в мышцах, Кевин решил, что пора уже попробовать отжаться от скамейки. Это оказалось совсем непросто сделать. Боль была такой острой, что его силы воли хватило только на три повторения. Через пять минут он отжался ещё три раза. Потом ещё три. С большими перерывами он продолжал свои попытки ещё в течении минут пятнадцати. Не потому, что ему очень нравилось отжиматься от скамейки, а потому, что дальше следовало приступить к упражнениям на брюшной пресс, а об этом ему было страшно даже подумать.
Солнце уже опустилось к самому горизонту, освещая ярким жёлтым светом верхние этажи домов и верхушки деревьев, когда Роберт и Тара Эдвардс поднялись на высокое крыльцо солидного двухэтажного дома, принадлежащего начальнику Роберта, Джону Пристли. Роберт ещё не успел нажать на кнопку звонка, а дверь уже бесшумно отворилась, пропуская их в холл. Домашний компьютер идентифицировал их лица по списку приглашённых и беспрепятственно впустил их в дом. Мелодичный сигнал дал знать присутствующим о приходе новых гостей и миловидная хозяйка в чересчур облегающем трикотажном платье оливкового цвета с радостной улыбкой двинулась им навстречу.
Роберт скромно пожал протянутую ему руку, а с Тарой хозяйка дома дважды обнялась. При этом обе женщины одновременно громко чмокнули воздух в непосредственной близости от уха друг друга. Миссис Пристли была лет на пятнадцать моложе своего мужа, так что ей, по всей видимости, не исполнилось ещё и двадцати пяти. Этим, очевидно, и объяснялось её стремление подчеркнуть своим нарядом соблазнительные выпуклости молодого упругого тела, выставив его напоказ, с точки зрения Тары, чересчур откровенно.