После девяти утра, а рабочий день начинался в восемь, начинали предугадывать, что привезут сегодня в столовую.
Но вот, наконец-то, проехал за окном синий "пирожок", остановился у дверей столовой. И, выждав десять минут, Валентина Эмильевна Леонидова, заместитель главного бухгалтера, позвонила в столовую, и Римма Михайловна Гулова, заведующая столовой, подробно доложила, что привез сегодня из рыбкопа Иванов.
Валентина Эмильевна еще молода, ей зимой исполнится тридцать, но болезненная сверхполнота делает внешность ее безобразной, возраст неопределенным. Валентина Эмильевна страдает из-за своей фигуры, хотя остальные привыкли. Лишь когда в кинотеатре Валентина Эмильевна не может подняться после сеанса, застряв между поручнями кресла, и у нее появляются очередные слезы, у знакомых - легкий смех и тема для недолгого разговора.
Валентина Эмильевна тяжело выбирается из-за стола и закрывает собой весь дверной проем в смежную комнату, где склонилась над бумагами Тамара Васильевна. В маленьких голубеньких глазах Леонидовой напряжение: Валентина Эмильевна всегда ждет несправедливости и всевозможных нарушений и с удивительной для ее комплекции прытью постоянно бросается в бой, не ожидая первого хода оппонента. Сейчас Валентина Эмильевна встревожена тем, что десять килограммов сыру и ящик персиков, что только что привезли в столовую, опередив бухгалтерию, может забрать плановый отдел.
Перед общим противником Валентина Эмильевна примиряется со своим главным врагом - Сачковой. Каждый раз в десять утра, когда к столовой подъезжает синий "пирожок", как в добрый мусульманский праздник, между ними наступает кратковременное перемирие с полным взаимопониманием.
- Не волнуйся, Валя, - успокаивая голосом своего зама, говорит Тамара Васильевна и звонит Гуловой. В отличие от Леонидовой, Сачкова говорит мягко, спокойно, но категорично.
В бухгалтерии затихают голоса, женщины напряженно глядят в дверной проем.
В привычной стойке напряженного ожидания застыла Марианна Викторовна, готовая и защебетать от восторга и расплакаться от обиды. Как ни старалась Тамара Васильевна говорить бессловесно, произнося лишь: "Ну, что?.. И сколько?.. И... А... О...", ясно, что что-то дефицитное столовая привезла. Ей в столовой не дадут, либо не сознаются в наличии продукта, либо подсунут что-то завалящее, а если она и пронюхает, что именно у них есть, скажут, что все забрал директор да его замы.
Нет, ничто не заставит ее уйти из бухгалтерии прежде, чем ей выдадут ее долю. Она тоже не последний человек на фабрике, она тоже не уборщица, она...
Едва Тамара Васильевна заговорила с Гуловой, Римшина уже стояла, нависнув тощей грудью над ее столом, молитвенно сжав руки и привычно поблескивая всегда готовой слезой. Она вспоминала поименно всех: своих детей и внуков, престарелых родителей и дальних родственников, перечисляла все случившиеся в их жизни болезни и все постигшие ее клан несчастья, и получалось, что если сегодня ей не дадут - что же, кстати, привезла столовая? сыр? - ну, конечно, именно сыр она и ищет уже месяц по всему городу, как лекарство для всей своей родни.
Над бухгалтерией нависло злобное напряженное молчание: бухгалтерия не любила делиться, и дело даже не в том, что им могло самим оказаться мало продуктов, продуктов было достаточно, ведь столовая, кроме воскресенья, работала каждый день и каждый день что-то завозила, но делиться! и с кем? с юристкой? Но Тамара Васильевна никогда не отказывала тем, кто случайно или, как Римшина, преднамеренно, оказывался в бухгалтерии при распределении дефицита.
- Конечно, конечно, - сказала Тамара Васильевна Римшиной и вышла в зал официально сообщить девочкам, что именно, по сколько и за сколько можно сегодня купить.
Римшина повертелась у туалетного столика, полюбовалась на себя в зеркало. На столике лежали расческа, массажная щетка, раскрытая косметичка. Из косметички торчала головка флакончика духов. Римшина взяла флакончик - духи французские, надо же, и где достают? Подушилась, глянула в комнату, блеснув слезами благодарности, и вышла из бухгалтерии.
Несколько секунд в сонном воздухе висела тишина, но тут же заговорили все разом:
- Вечно она...
- Целыми сумками каждый день прет...
- Всем без мыла в жопу лезет...
- Она в новом доме квартиру получит, вот увидите.
- Каждый день спит у себя на стульях в кабинете или на дачу на полдня уедет.
- А тут головы поднять некогда.
- Почему ей все можно? За особые заслуги?
- А что? Его тоже можно понять. У него жена старуха и не скрывает, что вся больная.
- А лучше найти не мог?
- А кому он нужен?
Дверь открылась, и в бухгалтерии тут же зависла тяжелая тишина.
Вошел Сидорчук, пожилой слесарь из третьей бригады. Не зная, к кому обратиться, он переминался с ноги на ногу у дверей под недобрыми женскими взглядами. Оттуда и спросил:
- Мне бы пару кур выписать?
Все бухгалтеры тут же молча уткнулись в бумаги.
- Мне бы... - повторил мужчина.
Бухгалтерия молчала.
Сидорчук, решившись, подошел к крайнему столу:
- Мне бы пару кур выписать. Нужно очень. Жена в больнице.
С продуктами в крае было трудно, магазинные полки пусты, и директор издал разрешение небольшую часть продукции фабрики продавать рабочим.
- А что это вы ко мне? - возмущенно откинулась на спинку стула маленькая и толстенькая Зоя Петровна. - Я, наверное, горючим занимаюсь, а не вашими курами.
Мужчина вздохнул и приблизился в Валентине Эмильевне.
Та, демонстративно отвернувшись, сердито стучала по клавишам счетной машинки.
- Мне бы...- начал Сидорчук.
- Вы что, не видите, что я занята, - Леонидова обернулась к мужику с такой ненавистью, словно имела на него давнюю личную обиду. - Вы меня сбили. Я из-за вас должна снова все пересчитывать. Я к вам на бригаду не прихожу мешать вам работать, - и Валентина Эмильевна вновь повернулась к машинке.
Теперь уже никто в комнате не смотрел в бумаги, все смотрели на Сидорчука. Сидорчук покорно ждал. Наконец, Леонидова вскинула на него свои кругленькие глазки:
- Ну, что вам нужно?!
- Мне бы... кур пару... выписать.
- Вы что не знаете, что не положено. У нас есть лимиты на продажу своим работникам. Вашу норму вам бригадир раз в месяц привозит.
- Но у меня жена. У нее операция.
- Но если не положено, - и голос Валентины Эмильевны звучал уже на высоких частотах - Я из-за вас нарушения делать не буду. Идите к директору. Если он разрешит, тогда Лариса выпишет вам накладную. Но ее сейчас нет, она будет после обеда. Потом подпишите накладную у главного зоотехника или у Фридмана. Потом зарегистрируете накладную у Тани Филипповой на складе. Потом принесете накладную. Мне. Потом...
- Правильно мне мужики сказали, - взорвался Сидорчук. - Бери, и все тут. Чего к ним ходить? Потому у вас все и воруют. Блатным каждый день ящиками возите сами, никуда не гоняете. Сидите тут, гниды!
- Вы, пожалуйста, не оскорбляйте, - завизжала Леонидова. - Я сейчас в милицию позвоню. Я не хочу из-за вас на таблетки работать.
- Звони. У самой живот вон уже по коленкам болтается.
Тут раздался спокойный голос Сачковой:
- А что вы хотели? Кур? Девочки, выпишите товарищу накладную. Я подпишу. А ты, Валя, подготовь пока акт на списание яиц. Григорий Федорович сказал, чтоб сегодня все было готово.
Леонидова открыла было рот и даже воздух набрала в легкие с запасом, но, словно вспомнив о чем-то, быстро выдохнула воздух обратно, закрыла рот и достала из сумки толстую тетрадь. В эту тетрадь уже третий год, с тех пор, как вместо ушедшей на пенсию Нонны Валентиновны Лосевой, Иванюта не ее, Леонидову, назначил главным бухгалтером, а взял "с улицы" приятельницу своей любовницы аптекарши Сачкову, Леонидова аккуратно записывала все незаконные сделки. Только вчера они списали пропавшее яйцо первой категории как испорченный меланж, а меланж почти вдовое дешевле. Теперь они закапывают невывезенное вовремя и протухшее яйцо - на фабрике нет холодильников (и куда деньги тратят? На все есть, только на холодильники никак не найдут), на фабрике нет толкового заместителя по сбыту, настоящего работника Иванюта уволил, чтобы этого... пригреть. Он только себе да директору деньги делает, а ячейки для яиц вовремя не завезли, и паковать их было не во что, яйца протухли, а они их списывают, как разбитые при перевозке... Если Иванюта и Сачкова заговорят с ней о сокращении ее должности, она покажет им свою тетрадку.