В садике за бутылкой легкого вина еще больше сдружились. Потом пили чай и лакомились шоколадом. Ольга и Оксана набрали тарелку земляники и угощали ею щедрого Павла. И он не сводил с сестер глаз, но все не мог различить с уверенностью, которая Ольга, которая Оксана, — так они были похожи.
Потом увел их в город, взяв обеих под руки, путая имена. Сначала побывали в кино, потом на концерте известного певца, который приехал в этот день на гастроли в Севастополь.
Лишь возле моря, где они почти всю ночь просидели втроем, Павло стал понемногу различать сестер. Оксана была более сдержанной и холодной, чувствовалось, что она гордится своей красотой. У Ольги же было более открытое сердце, была она приветливей и проще. А внешне обе сестры походили друг на дружку как две капли воды, настоящие близнецы. Даже не подумаешь, что между ними разница в целый год. Оксана родилась в мае, а Ольга год спустя, в июне. Оксана училась в медицинском, Ольга работала на Морском заводе корабельным маляром и заканчивала вечернюю школу. Девушки охотно рассказали Павлу о своей жизни и обещали найти ему комнату где-нибудь на Корабельной стороне, поближе к школе. Павло рассказывал им о студенческих годах и об утопающей в садах Сухой Калине.
Павло мечтал остаться с Оксаной наедине, но она ни на шаг не отпускала от себя Ольгу. Так и сидели втроем у самого моря. Везде, где виднелись такие же, как они, полуночники, было по паре, а они втроем. Кажется, обо всем уже переговорили, несколько раз собирались идти домой, но все никак не решались. Еще немножко, еще немножко, да и не заметили, как подкрался рассвет. Ночь в Севастополе коротка, глазом не моргнешь — она уж пролетела. Море шумит и убаюкивает, вода играет на камне, пенит крутую волну, и звезды в небе большие, как серебряные черешни...
И вдруг... что это?!
На кораблях ударили колокола громкого боя. Противно заревели сирены, и везде погас свет.
— Тревога! — испуганно вскрикнула Оксана и невольно прижалась к Павлу.
— Не может быть, — как-то глухо, словно издалека, откликнулся Павло, почувствовав на своем плече горячую и упругую девичью грудь.
Ольга глубоко вздохнула, взглянув на Оксану.
— Что же это такое? — тревожно спросила она. — Вчера только маневры закончились, корабли вернулись, и снова — тревога. Побежали?..
— Нет уж, посмотрим, что это такое, — твердо сказал Павло и легонько сжал Оксанин локоть.
И зачем он это сделал, неосторожный?
Оксана рванулась от него в сторону, напряглась вся, но ничего не сказала.
А в глубоком небе уже взвились острые мечи прожекторов, ударили друг друга остриями, и от этого удара словно посыпались звездные искры. Где-то далеко в горах громыхнули зенитки, засыпав небо огненными всплесками. Их огонь становился все крепче и гуще, все приближался к Севастополю, потом заговорили зенитки и на кораблях. Прожекторные мечи сражались в небе, скрещивались, расходились и наконец поймали самолет. Он был маленький и серый, как моль. Потом поймали второй, который вырвался со стороны моря и был уже над Севастополем, как раз над бульваром, где сидели Павло и сестры.
Павло вскочил, потянув за собой девушек.
— Это не наш, — показал он на самолет. — Враг.
От самолета что-то оторвалось и стало приближаться к земле. Через мгновение над городом раздался оглушительный взрыв. Запахло едким дымом и порохом, послышались крики и стоны раненых, и в ту сторону полетела машина скорой помощи.
— Боже, война! — испуганно прошептала Оксана. — Побежали скорее!
Они понеслись на Корабельную сторону, мимо разбитого дома, где команда моряков гасила пожар, а врачи перевязывали первых раненых.
Оксана заплакала. Павло схватил ее за плечи и стал легонько трясти, словно хотел разбудить после тяжелого и горького сна.
— Оксаночка, ну что с вами? Ну, успокойтесь. Я все сейчас выясню. Это какая-то ошибка...
Он проводил сестер до самой калитки и хотел уже было бежать в школу, как услыхал голос Грицька.
Мальчишка сидел на черепичной крыше с ведром воды и громко, сердито звал их:
— И где вы бродите, архаровцы? Отца с матерью в Бахчисарай понесло, вы к морю на всю ночь, а я один как перст. Оглохли вы, что ли? Боевая же тревога! Готовность номер один. По радио передали. Они еще прилетят, фашисты... Я уж тут добрый час сижу, на боевом посту. Подмените меня...
Так началась война. Так родилось первое серьезное чувство Павла. Он неожиданно для обеих сестер обнял Оксану и горячо поцеловал. А потом бросился по крутым ступеням и исчез среди синей ночи.