— Чье хозяйство? — пересиливая гром войны и гул мотора, закричал ему в самое ухо Бойчак, показав глазами на ящики со снарядами.
— Двадцать пятая Чапаевская! — крикнул интендант.
— Добро. Я ваш сосед, от Горпищенки! — закричал Мишко. — Как там Нина Онилова поживает, чапаевская Анка? Ты давно ее видел?
— Утром...
— Косит фрицев?
— Косит. Только патроны подавай...
— А зимнее обмундирование вам уже выдали?
— Некогда. Сейчас патроны и снаряды главное... Там и так жарко...
— Тут обстреливают дорогу, — показал на Ялтинское шоссе адъютант.
— Проскочим, побей его гром! — крикнул шофер, прижимаясь к баранке. — Полундра!
Машина летела на полном ходу, круто обходя глубокие воронки от бомб и снарядов. Ялтинское шоссе осталось справа, тут было тише и спокойнее. Мишко заметил вдоль дороги разбитые грузовики, трупы лошадей, над которыми уже кружилось воронье, и вспомнил, что утром здесь было пусто. Значит, уже и эту дорогу они взяли на прицел.
Бойчак показал шоферу глазами на убитых лошадей вдоль дороги:
— Что это?
— Полундра! Побей его гром! — крикнул шофер и повел глазами на высокую гору, где засели немцы. — Оттуда все видать. У них оптика — цейс. Эта дорога перед ними как на ладони. Давай-ка в овраг!..
Он круто повернул машину вправо и оказался в глубоком ущелье между Инкерманскими штольнями, в которых разместились подземные заводы, гобпитали, продовольственные и материально-технические склады. Сюда оптика вражеских наблюдателей не могла еще добраться, и снаряды и бомбы падали редко. Но дорога тут была неровной, узкой, с выбоинами и крутыми кюветами по обе стороны. Машина ехала осторожно — в кузове не сухари, а снаряды.
На дне ущелья Бойчак распрощался с шофером, и тот крикнул Мишку вслед:
— Берегись возле Черной реки. Там обстреливают, побей его гром...
— Добро! Там уже мое хозяйство, — весело бросил Мишко и побежал вдоль каменной скалы в направлении третьего батальона.
По высотам на Северной стороне, на Мекензиевых горах и дальше за Инкерманским монастырем, высеченным в скалах, все горело, тонуло в густом едком дыму. Дым был желтым и удушливым, рвались снаряды и мины. В воздухе стоял такой грохот, что Мишко нарочно закричал — и не услышал своего голоса. Где-то здесь должна быть санчасть третьего батальона. Но где она? Старые землянки и блиндажи перепахало снарядами, и на том месте виднеются кучи земли, камней, сиротливо торчат разбитые шпалы и бревна. Где же они прячутся теперь, санитары?
Мишко спрыгнул в глубокую траншею, служившую ходом сообщения, и побежал вперед, низко пригибаясь. Навстречу ему ковыляли двое раненых, поддерживая друг друга за плечи.
— Куда вы, братцы?
— На дорогу пробиваемся. К машине...
— А перевязку?
— Сделали уже. Наш батальонный, Заброда, спасибо ему... Если б не он, давно бы в ящик сыграли...
— А где же он теперь?
— Как это где? На своем пункте. Вон в той скале пещера выдолблена, там его хозяйство... Видишь, вон за теми кустами?
— Вижу, спасибо, — поблагодарил Мишко и спросил: — А может, вам помочь надо, браточки?
— Обойдется. Уж недалеко. Дай только закурить.
Бойчак угостил их папиросами, дал прикурить, и они поплелись по дороге, опираясь на дубовые, только что срубленные палки. Они даже не срезали ветки, так спешили вырваться из рук смерти.
В пещере, где разместился санитарный взвод, остро пахло кровью и лекарствами. На окровавленных носилках, вдоль стен, лежали раненые матросы, уже забинтованные, ожидая отправки в госпиталь. В глубине пещеры стонали те, кто ожидал перевязки, с опаской поглядывая на фанерную перегородку, дверь которой была завешена белой простыней с рыжими пятнами марганцовки. Там при свете корабельных аккумуляторов чудодействовал над матросами спокойный Заброда. Ничто его, казалось, не волновало, ничто не могло вывести из равновесия. Он только сердито покрикивал на фельдшера и санитара, помогавших ему за операционным столом.
Фанерная перегородка не доходила до чисто выбеленного потолка. Она была чуть выше человеческого роста. И потому на высоких стенах качалась гигантская тень Павла Заброды.
Бойчак заметил на стене телефонный провод и пошел за ним в боковую нишу, где сидел телефонист, прижав к уху трубку. Он узнал адъютанта командира бригады и хотел подняться, но Бойчак легким взмахом руки приказал ему сидеть.
— Вызовите штаб. Первого, — сказал адъютант.
«Первым» называли Горпищенко, и телефонист быстро его разыскал, назвав по очереди оба пароля: «Рында» и «Кубрик».