- Павло Иванович! - крикнул Крайнюк, и старый чемоданчик выпал из рук и ударился об асфальтовую дорожку.
Крайнюк не обратил на это внимания. Он обнял Заброду и трижды горячо поцеловал. Заброда ответил ему тем же. А потом поднял потертый чемоданчик, подал Крайнюку.
- Ну, вот и порядок. И хорошо, что прилетели, - сказал он. - Потому что мне никак нельзя. Отпуск свой я уже использовал, а второго не дадут… Работы уйма… А как летелось?
- Спасибо. Спокойно…
- Только бы спокойно…
Крайнюк заметил у него в руке потрепанную и зачитанную до дыр книгу «Матросы идут по земле». Хотел что-то сказать, но к горлу подкатилась горячая волна и все слова исчезли.
- Спокойствие в нашем возрасте - залог здоровья, - продолжал Заброда. - Мне кажется, что именно от чрезмерного волнения и нервозности начинаются почти все неприятности в организме человека.
Ну что ты скажешь? Каким был, таким и остался. Медицина, охрана здоровья человека у него на первом плане.
- А зачем эта книга? - наконец спросил Крайнюк.
- Я думал, что будет много пассажиров и встречающих. И может, мы не узнаем друг друга. Вот и взял книгу.
Прожекторы на самолете погасли, и их обступила непроглядная темнота. Но глаза скоро привыкли к ней, засинело и высокое небо, на горизонте проступила бледно-желтая, постепенно краснеющая полоса, наконец вспыхнувшая густым кровавым багрянцем.
Заброда и Крайнюк прошли через небольшой, еще пустой зал и вышли на площадь, остановились у широкой дороги, ведущей в город. Закурили. Павло еще раз снял мичманку и вытер платком выступивший на лбу пот. Крайнюку снова бросились в глаза его густые седые волосы. А ведь он еще молод…
- Ну, так как же вы живете теперь? - спросил Крайнюк.
- Спасибо, Петро Степанович, сейчас живу хорошо. Лучше и не надо. Женат, две дочки уже: Наталочка в пятом классе, а Галинка только в первый пошла.
- А я уже дважды дед, - улыбаясь, похвастался Крайнюк.
- Знаете, кто у меня жена? - спросил Заброда.
- Да откуда же мне знать, если я о вас вон как долго ничего не знал!
Павло печально улыбнулся и помолчал, словно что-то припоминая.
- А вы помните семью Горностаев в Севастополе, сестер Ольгу и Оксану?
- Еще бы! - горячо откликнулся Крайнюк. - Такие, как Варвара Горностай, не забываются. Интересно, где они теперь?
- Старики в Прибалтике. Платон Григорьевич работал там на одном из заводов, сейчас уже пенсионер… А Оксана погибла… Замучили в гестапо… Радисткой работала.
- «Чайка»?! - взволнованно выкрикнул Крайнюк.
- Да, «Чайка»… А у Ольги жених Сашко погиб под Ленинградом. Горе еще крепче сблизило меня с этой семьей. Короче говоря, когда меня через некоторое время перевели в Кронштадт, я поехал туда не один, а с Ольгой. Поженились мы…
- Так вот оно что… - задумчиво протянул Крайнюк.
В это время подошел автобус и из него вывалилась толпа пассажиров на первый самолет, что скоро должен был вылетать на Киев через Херсон. К автобусу спешили с ночной смены служащие аэропорта, техники, мотористы и еще какие-то люди, что жили здесь, поблизости, а работали в городе.
Павло с Крайнюком сели рядом и долго молчали, погрузившись в воспоминания. Не хотелось сейчас начинать разговор, из-за которого они встретились. У них еще есть время.
Автобус летел на полной скорости, и перед ними до самого горизонта расстилалась широкая дорога, освещенная щедрым утренним солнцем…
…Ольга, возвратясь с работы, застала их в полутемной накуренной комнате, вконец усталых и голодных. Даже свет забыли зажечь. Или, может, им так лучше, в сумерках. Дети в соседней комнате готовят уроки, а тут вот уж который час длится исповедь. Павло говорит и говорит, а гость слушает. Ничего не записывает, перед ним даже бумаги и карандаша нет, только пепельница полным-полна окурков. Ольга остановилась на пороге, веселая, румяная, словно принесла свежий морской ветер в белом платке с длинными кистями, как в парусе…
Поздоровавшись с Крайнюком, она решительно заявила:
- Ну, хватит вам! Давайте обедать, еще наговоритесь.
- Сейчас, Олечка, одну минутку, - просит Павло.
- Никаких минут. Человек с дороги, а ты его разговорами угощаешь. Хорош у меня хозяин… Убирайте со стола свои трубки и окурки. И окно откройте. Дыму - хоть топор вешай… Уж эти мне мужчины…
В комнате вспыхнул яркий свет, в распахнутое окно ворвались запахи моря и степи. Заискрились хрустальные рюмки, заблестела посуда. Зазвенели веселые детские голоса. Тяжелое прошлое, только что царившее в комнате, отодвинулось куда-то, и стало весело, радостно, уютно. Ольга усадила всех за стол и первая подняла рюмку: