Война разбросала всю семью Горностаев, только Варка с младшими детьми и осталась. Оксана день и ночь в госпитале пропадает. И ничего не попишешь, потому что она на военной службе, медсестра. Ольга теперь по всем заводам и предприятиям бегает, за все у нее душа болит. Там пекарню разбомбили, и завтра люди без хлеба останутся. Тут надо новых комсомольцев на фронт отправлять. Где-то водопровод разбомбили, и надо немедленно искать старые колодцы и родники. И она ищет с комсомольцами, допытывается у старожилов… Да надо еще стариков убедить, что нечего сидеть в Севастополе и чтоб эвакуировались на Кавказ. Их хлебный паек может пойти тем, кто воюет на фронте, трудится на фабриках и заводах. А старики не желают уезжать из Севастополя, хоть караул кричи. Вот и агитируй их, проси, приказывай, умоляй…
Варка теперь и дочек своих редко когда видит, потому что в убежище они не приходят. Только если иногда навестит домик на Корабельной да увидит, что в шкафу все перерыто и в сундуке перемято, догадается, что дочки были дома, переоделись в чистое, а старое бросили в корзину. Некогда и постирать было. Так и муж приходил. Когда ночью, а когда днем. Его следы в доме тоже узнавала Варвара. Надоело. А что поделаешь? Надо их хоть иногда всех вместе собрать. Варвара решила сделать это сегодня. Передала мужу на завод, позвонила Ольге в горком комсомола, который теперь помещался в бомбоубежище. Ольга обещала связаться с Оксаной, и все они должны были прийти вечером на Корабельную сторону, в родной дом. Хоть на часок, но чтоб все были снова вместе. Вот Варка и собралась в путь.
- А зачем вы детей берете! Пусть тут остаются. Мы присмотрим, - сказала седая учительница.
- Не хочу тут! Не хочу, - запрыгала Юлька.
Она была уже одета и выставляла всем напоказ новые башмачки из красного шевро, которые привез вчера с фронта матрос с маленьким письмом: «Носи на здоровье». Башмачки обошли по рукам чуть не все убежище, и матрос настоял, чтоб Юлька надела их при нем и сплясала. Девочка охотно выполнила его просьбу, а теперь не расставалась с башмачками.
- Не хочешь? - переспросила Юльку учительница и прибавила: - Там на улице грязь, и ты измажешь свои башмачки. Оставайся здесь, мама скоро вернется…
- Не хочу. Я сторонкой обойду грязь, - щебетала Юлька, - а лужи буду перепрыгивать… Мама мне галоши новые купит. Купишь, мамулька?
- Куплю, дочка, куплю, - вздохнула Варка.
- Я не шучу, Варвара Игнатьевна, - продолжала учительница. - Их наступление на Севастополь может начаться с минуты на минуту. Если даже счастливо доберетесь домой, обратно не сможете вернуться. Подумайте…
- Когда это еще будет! - махнула рукой Варка. - Вон сколько говорят про это наступление, но до сих пор тихо. А ведь скоро и немецкое рождество. Они на рождество не начнут… Греха боятся…
- Ох, какая же вы наивная! - холодно заметила учительница.
- Да и детей мне пора искупать, - продолжала Варка. - И белье сменить. И дочек в порядок привести. И старику все подштопать. Обносился, верно, и он. Сколько уж дома не была? Сами подумайте.
И ушла, взяв за руки Грицька и Юльку.
Настороженно поглядывала на небо, но там было тихо и спокойно. Перебегала пустые улицы, чтобы идти, где посуше, и обязательно вдоль северной стороны, потому что туда не могли попасть снаряды. Не заметила, как пришла домой. Отперла дверь, растопила печь и давай наводить порядок. Как они без нее запустили и засорили дом, обе дочки с отцом! Каждый брал, что попадало на глаза, клал куда попало. Должно быть, все спешили, забегая сюда на минутку и снова уносясь по своим хлопотливым делам.
Не заметила, как стемнело. А тут и старшие дочери со стариком пришли. Радуется Варвара, не знает, где и посадить каждого, как услужить. Напекла в печурке картошки в мундире, нарезала тоненькими ломтиками сало, которое кто знает где и как у нее сохранилось. Ужинают да все ее нахваливают - так ловко придумала. Детей вместе мыли и все не могли нарадоваться Юлькиными башмачками - высокими, с белым шитым рантом, с медными пистонами в дырочках, куда вдевают шнурки… Таких и в магазине до войны, бывало, не купишь…