- Только смотрите, - предупредил он, - судить честно, но и не забывать главного. В заплыве принимает участие Школа оружия - наша школа. Слышите, врач, наша…
- Слышу, - тихо ответил Павло и попробовал возразить. - Но победители…
- Никаких «но». Вы свободны, - бросил Горпищенко и отвернулся к висевшей у него за спиной большой карте морского рейда.
Павло знал, что полковник служит на флоте давно, что он участник гражданской войны и один из организаторов разгрома банды Шкуро. Учился в разных военных школах, закончил военную академию, но привычки времен гражданской войны засели в нем крепко и прорывались иногда еще и теперь. Что же скажешь старому израненному моряку, который честно и самозабвенно несет службу?
Павло Заброда даже не подозревал, что события этого дня приведут его в тот садик на Корабельной стороне. Он стоял с членами комиссии на берегу бухты, возле финиша пловцов, и уже принял не один десяток матросов и чубатых комсомольцев Морского завода, переплывавших бухту. Но вот начался индивидуальный заплыв вольным стилем. И вперед сразу же вырвалась какая-то девушка. Павло поднял бинокль и стал рассматривать ее. Она плыла легко и свободно, разрезая бронзовым литым телом волну. Плыла, словно играя с волной, и широко улыбалась солнцу. Павло отложил бинокль, схватил секундомер и побежал к причалу.
Девушка вышла из воды, повисла на гнутых белых поручнях, словно закачалась на шелковых качелях. Упругая и стройная, будто выточенная, фигурка с небольшими острыми холмиками грудей, которые вздрагивали от глубокого учащенного дыхания. Легкий бронзовый загар покрывал ее мягкую бархатистую кожу, а капли воды светились и сияли на солнце, как маленькие бриллиантовые бусинки. Павло щелкнул секундомером, засекая точное время, и взял девушку за руку, чтобы проверить пульс.
- Нормальный, - звонко проговорила, словно пропела, она.
- Навряд ли, - возразил Павло и хотел насупить брови.
Но не вышло. Девушка рванула с головы розовую купальную шапочку, и из нее упала на голое нежное плечо тяжелая черная коса. Тряхнув косой, девушка откинула ее за спину и грациозно изогнулась, словно играя своей красотой.
- Не беспокойтесь, доктор, я тоже медичка, - просто, как старая знакомая, сказала она, а Павлу показалось, что ни разу не слыхал он такого нежного голоса.
- Я закончил Ленинградский институт нынешней весной, - неизвестно зачем похвастался Павло и хотел уже выругать себя за такой необдуманный шаг.
Но девушка не обратила внимания на это, только снова засмеялась.
- А я в Симферопольском учусь. У нас тоже неплохие профессора. Слыхали о них?
- Да, - сказал Павло, хотя ничего не знал и не ведал про симферопольских медиков. - Я могу помочь вам, если хотите. У меня хорошие конспекты. Стенограммы многих лекций, - вдруг предложил он и сам удивился, откуда у него набралось столько смелости или, может быть, нахальства.
- Спасибо. Я теперь баклуши бью, отдыхаю, - бросила через плечо девушка.
- Разрешите присоединиться? - выпалил Павло.
- Догоняйте, море широкое…
И побежала по шаткому дощатому причалу, даже не оглянувшись на Павла. А он все принимал и принимал пловцов, проверяя их пульс и мало что улавливая в его ритме. В ушах до сих пор звенел тот бередящий душу девичий голос.
Девушка стояла в толпе заводских сверстниц, веселая и недосягаемая.
Потом Павло увидел ее на высоком постаменте, а два высоких, стройных матроса, завоевавшие второе и третье места, стояли чуть пониже. Флотский оркестр, блеснув на солнце никелированными трубами, заиграл бравурный марш в честь победителей соревнований. Победительнице, Горностай Оксане Платоновне, вручили высший приз - хрустальную вазу, обвитую матросской лентой в золотых якорьках.
Павло хотел броситься в толпу, вслед за девушкой, но к причалу подлетел на катере Горпищенко и властно поманил Заброду к себе. Павло подбежал к трапу и остановился, но полковник приказал ему подняться на катер. Он следил за пловцами, дрейфуя на катере вдоль бухты, и все, что происходило на берегу, видел в бинокль. Павло сел в катер, моторы взревели и понесли их в открытое море. Когда осталось позади последнее боновое заграждение и старый равелин, Горпищенко, сдерживая злость, спросил:
- Значит, девчонка? Нашей школе третье место, а девчонке первое? Здорово постарался, помощник смерти… А я, дурень, думал, что ты патриот школы… Теперь все. Точка. Я тебе этого никогда не забуду.
- При чем же тут я? - вскипел Павло и, отвернувшись от полковника, посмотрел на цветистую толпу матросов и девушек, что колыхалась и плыла на том, уже далеком берегу, где он только что стоял и говорил с Оксаной. Смотрел, но ничего не видел. В глазах что-то защекотало, а потом стало жечь, словно их засыпало песком.
Горпищенко ничего не ответил - на вахте стояли матросы и они могли услышать этот разговор. Покусывая густые пышные усы, Горпищенко бросил рулевому:
- В артиллерийскую!..
- Есть, в артиллерийскую! - повторил приказ рулевой, и катер вихрем полетел назад в порт, повернул к самому глухому причалу, где швартовались рыбацкие лодки, старые водолеи и всякая корабельная дребедень. Над этой бухтой бурлил стоголосый базар, визжали спекулянты, пьяные сапожники дробно стучали молотками, ставя заплаты на старые башмаки.
Катер подлетел к этому человеческому реву и толкотне, и полковник приказал Павлу:
- На берег. Я дальше иду, на объекты.
Большей обиды нельзя было придумать.
Павло сжал зубы, но сдержал себя:
- Счастливого плавания.
Полковник не ответил, отвернулся, и катер снова полетел в море.
Злость и досада охватили Павла, и он быстро пошел узенькими и душными переулками на широкий простор. Он бродил вдоль Графской пристани, прогуливался по Приморскому бульвару, бросаясь то в одну, то в другую сторону, где в толпе девушек видел белое шелковое платье и тяжелую черную косу за плечом. Но нигде, куда бы он ни подходил, Оксаны не было. Павло направился в редакцию флотской газеты, чтобы узнать ее адрес, но там был сегодня выходной. В Доме офицеров Черноморского флота тоже ничего не узнал и опять побрел на Матросский бульвар, лелея единственную надежду - встретить Оксану, но это была очень зыбкая надежда. И тогда он вдруг обратил внимание на фанерную будку справочного бюро. Она выросла перед Павлом, когда он уже собрался возвратиться в свою серую холостяцкую квартиру. Павло назвал фамилию Оксаны, и миловидная девушка, переписав на бланк всю семью: отца, мать, сестру Ольгу, брата Грицька, Юльку, - дала ему точный адрес на Корабельной стороне. Но Оксану почему-то не вписала.
- Простите, но здесь, кажется, не все Горностаи? - спросил Павло.
- Все! Кто прописан в Севастополе, все, - объяснила девушка и вдруг, охнув, спохватилась: - Подождите, товарищ капитан, у них еще Оксана есть…
Павло чуть не заплясал от радости, но сдержал себя:
- Верно, есть Оксана. Куда же ей деваться?
- Да, но она прописана в Симферополе, потому что там учится. Подождите, подождите, ведь сейчас она здесь. Только что по радио передавали, что Оксана Горностай завоевала первое место в заплыве через бухту. Вот молодчина какая…
- Оксана?! Первое место? - так искренне удивился Павло, что девушка обиделась и стала объяснять:
- Что же тут удивительного? Она плавает с малолетства. Вся их семья из моряков. И дед, и отец.
- Это мы знаем. - Павло поблагодарил девушку и побежал к трамваю, крепко зажав в потной ладони адрес Оксаны. Он еле втиснулся в переполненный вагон, ему казалось, что трамвай бежал до конечной остановки целую вечность. И тут Павло заколебался. Зачем он едет и что скажет, войдя в незнакомый дом? Это же неприлично. Не спросив разрешения у Оксаны, ввалиться в их дом. Нет, этого он не сделает.
Выйдя из трамвая, Павло закурил. А сердце так и ноет, так и стучит в груди, торопит и подгоняет его. Иди, не бойся, не то завтра будет поздно. Ты же не со злым намерением идешь. Ну, если увидишь, что они холодно тебя встретят, тогда станешь что-нибудь сочинять, не к ним ты шел, просто ошибся адресом. Иди, не мучь себя, дома тебе покоя не будет всю ночь, если не пойдешь к ней сейчас…