Дун Абрахам сурово взглянул на его потное загорелое лицо, на пыльные кружева манжет.
— Почему вы опаздываете? — спросил он.
— Дун Висенте позвал меня с приятелями посмотреть свою новую конюшню, — выпалил Хайме заранее приготовленные ответ.
Некоторое время молча ели. Дун Абрахам сопя обгладывал кость, и по этому сопению Хайме предчувствовал грозу. Он повертел в руках серебряные вилы и, подмигнув сестре, пятнадцатилетней Росалии, ткнул вилами в мясо обратной, тупой стороной. Росалия прыснула, нагнувшись над тарелкой.
Дун Абрахам отшвырнул кость и погрузил жирные пальцы в чашу с розовой водой.
— Сегодня, — сказал он, уставя на Хайме насупленный взгляд, — министр финансов говорил, что торговый дом Падильо и Кучильо согласен принять вас в дело. Мне пришлось сделать вид, что я все знаю. Потрудитесь объяснить, что это значит?
Вот как! — с радостным удивлением подумал Хайме. Дело дошло до министра финансов!
Вслух он сказал, стараясь придать голосу почтительную мягкость:
— Отец, вы же знаете… Речь, наверное, идет о снаряжении корабля в океанское плавание. К Островам пряностей…
— Я велел вам выкинуть это дурацкое плавание из головы, — повысил голос дун Абрахам. — Но вы, как я вижу, снова посмели ослушаться меня.
— Отец, поверьте, мне очень жаль, но… я не могу исполнить ваше…
Он не докончил, потому что дун Абрахам грохнул кулаком по столу. Разноголосо звякнула посуда. Супруга и Росалия поспешно покинули столовую.
Дун Абрахам взял себя в руки.
— Послушай, Хайме, — сказал он тихо и даже печально, — послушай и постарайся понять…Я начал думать о тебе задолго до твоего рождения. Одно у меня желание, Хайме, одна мечта — чтобы мой сын занял достойное положение при дворе. Всю жизнь, всю свою трудную жизнь, Хайме, я работал ради этого. Ради тебя, потому что сам я уже не молод, и вот теперь, когда остался всего один шаг…
Он говорил долго, но Хайме знал все, что он скажет, потому что слышал это уже не раз.
Наконец дун Абрахам умолк.
— Я понимаю вас, отец, — сказал Хайме, — и очень благодарен за то, что вы так обо мне печетесь. Я и займу достойное положение при дворе, но… немного другим путем. Представьте себе, как возвысит меня король, когда я присоединю к его державе богатые заокеанские острова. Представьте, какой…
— Нет, Хайме, нет, — замотал головой дун Абрахам. — Не хочу я это представлять. Мало кастеллонских моряков погибло в океане? Вспомни дуна Бартоло — с какими муками добрался он до мыса Санту—Тринидад, и даже он, храбрейший из наших мореходов, не решился обогнуть его. Никто не знает что там дальше…
— У дуна, Бартоло не было таких портуланов, как у меня, отец. И его корабль был плохо снаряжен для дальнего…
— Не знаю, что наговорили тебе проклятые марсельские евреи, но дун Бартоло был великим мореходом… Ах, Хайме, сынок, ну что тебе дался этот океан? — В голосе дуна Абрахама прозвучала отчаянная нотка. — Почему ты не можешь жить как все?
Хайме был тронут. Он встал из–за стола так порывисто, что заколебалось пламя свечей. Он подошел к отцу и обнял его за плечи.
Как объяснить ему то странное чувство, которое он, Хайме, испытывал, увидев корабли в марсельском порту? Будто кто–то невидимый толкнул его тогда в самое сердце и шепнул: «Вот оно…» Как объяснить холодок восторга, охвативший его в сумеречной мастерской старика картографа при виде портуланов, собранных, нарисованных, расчисленных за долгую жизнь? Моря всего мира плескались в этой комнате, и призывно трубил океан…
— Отец, — мягко сказал Хайме, — поймите и вы меня. Придворная жизнь не по мне. Я живу ожиданием той минуты, когда отплыву в океан.
— Что ты знаешь о жизни, щенок? — Дун Абрахам устремил тоскливый взгляд на узкое окно, за которым угасал горячий летний день. — Ты ходишь в бархатных штанах и в кружевах, тебе подают еду в серебряной посуде, ты и понятия не имеешь о том, как это можно не быть сытым. Если будешь вести себя умно, тебя ожидает королевская милость… Чего тебе еще нужно? Ну, чего? Звезд с неба?
— Звезды мне не нужны, отец. Вернее, нужны для того, чтобы прокладывать путь в океане. Видит всемогущий бог, я все правильно расчел. За мысом Санту — Тринидад…
Тут дун Абрахам снова трахнул кулаком по столу.
— А ты его видел, этот мыс? Ты сидел на одном сухаре и глотке воды в сутки? Что ты знаешь об океане? Да ты, не дойдя до этого мыса, штаны обмараешь!
Хайме, звеня шпорами, выскочил из столовой.
— Ты–то много понимаешь в морском деле, — непочтительно бормотал он, взбегая по скрипучим ступенькам. — Всю жизнь на кухне провел, а тоже…