Я убедился, что управление звездолётом будет в надёжных и крепких руках, очень крепких. У меня даже слиплись пальцы.
– Пойдём с нами, старший, – сказал Всеволод. – Сейчас на корабле начнётся последний инструктаж. Потом – генеральный осмотр и проверка механизмов. В семнадцать ноль-ноль – старт.
У него был твёрдый командирский голос. Да, все правильно, абсолютно правильно…
– Мне надо на Узел связи, – сказал я.
– К Робину? Его там нет. Говорю же тебе – весь штаб на корабле. Пойдём.
Я покачал головой. Как писали в старинных романах – неведомая сила? Неведомая сила влекла меня на Узел космической связи. Ничего я не мог с собой подедать: мне нужно было постоять в аппаратной перед большим экраном, возле кресла, в котором сиживал Дед, – как-никак все началось именно в этой аппаратной…
Даже лучше, если там никого нет.
– Тогда сделаем так, – сказал Всеволод. – Если уж тебе непременно надо на Узел, то загляни туда, а потом приходи в шлюз. Грегори подождёт тебя в шлюзе и привезёт на корабль. Подождёшь, Грегори?
– Конечно, – улыбнулся белокурый атлет. Он стоял крайним справа и был, очевидно, третьим пилотом.
Они все решили за меня, оставалось только согласиться.
Я свернул в боковой коридор, здесь было почти безлюдно, ещё поворот – и вот он, Узел связи. Табло не горит, толкни дверь и входи…
Была освещена только та часть холла, где стояла вычислительная машина. Она работала, горели индикаторные лампы. А перед машиной сидел на корточках человек с узкой, худой спиной и, как мне показалось в первый миг, огромным птичьим гнездом на голове. Пол вокруг него был густо исписан формулами, и он продолжал быстро писать красным карандашом.
Я смотрел на Феликса со смутным, тревожным ощущением – будто меня схватили за шиворот, больно сдавив горло, и перенесли на дюжину лет назад, в нашу молодость, в пережитое, отшумевшее, отболевшее…
Феликс не видел меня. Он передвинулся вправо вслед за невообразимо длинным уравнением, которое выписывал. Потом уселся на пол, запустил пальцы в свои заросли. Только теперь я заметил, что в его рыжеватые волосы густо вплелась седина. Даже человек, расслоивший время, подвластен времени.
Уйти, не мешать занятому человеку?
Не уйду.
Из пасти вычислителя поползла плёнка, но Феликс этого не замечал.
Я сказал негромко:
– Машина выдала ответ.
Феликс вздрогнул и вскочил на ноги.
– Улисс?.. А я не слышал, как ты вошёл…
– Раньше ты был более чуток.
Он смотрел все тем же странным своим взглядом – рассеянным и беззащитным. Он был плохо выбрит и одет в мятый-перемятый костюм не по росту, с оттопыренными набитыми карманами и оторванной от куртки застёжкой.
– Что-то в тебе переменилось, – сказал Феликс.
Он вытянул плёнку из вычислителя, посмотрел и бросил на пол – просто выпустил плёнку из рук.
– Не то, что нужно? – спросил я.
– Ещё один вариант тупика. Если бы я знал, как сформулировать… – Он замолчал.
– Та же проблема? Расслоение времени?
– Что? Нет, это другое… Расслоение времени – частный случай асимметрии. Я иду дальше и… прихожу к таким чудовищным парадоксам… – Феликс опустил голову и нервно потёр лоб. – Года два назад мне казалось, что я близок к математическому выражению механизма всеобщего взаимодействия материи. Но это оказалось иллюзией… Возникла такая невероятная картина, противоречащая всем нашим представлениям о мироздании, что… я чувствую, что бессилен… Ладно, оставим это…
Мне стало жаль Феликса, но я не знал, как его утешить. Да и не в утешении было дело.
– Улисс, – сказал он вдруг, тряхнув головой с какой-то отчаянной решимостью. – Я рад, что ты здесь… Все эти годы я вёл с тобой нескончаемый разговор – мысленно, разумеется. И надо наконец…
– Не надо, Феликс, – быстро сказал я. – Все прошло, и не надо больше ни о чём.
– Хорошо. Запоздалые объяснения действительно ни к чему. Но видишь ли, Улисс, я не очень приспособлен к так называемой практической жизни… всегда кому-то приходилось решать за меня. Так было и тогда…
– Знаю. Она сама сделала выбор, и хватит об этом.
– Она сама сделала выбор, – повторил он, – но ты должен был её удержать, Улисс. Ты мог это сделать, потому что…
– Я ни о чём не жалею, Феликс.
– Ты мог удержать Андру, я знаю это максимально точно. По-видимому, природа создала меня анахоретом, я просто не умею жить иначе, и, когда Андра взялась налаживать мой быт… весь этот распорядок в доме… и постоянные гости по вечерам… я чувствовал, что перестаю быть самим собой. Так продолжалось несколько лет, а потом я сделал – впервые в жизни – решительный шаг.