Правда, в полёте тщеславие слетает с меня, как теплоотводная смазка с ракеты. Ведь теперь нет рядом пилота-наставника, я командир и отвечаю за корабль, пассажиров и груз. Смешно, конечно, но иногда мне лезут в голову всякие страхи: а вдруг не сработает поле метеоритной защиты… вдруг расстроится фокусировка и ионный поток начнёт разъедать ускоряющие электроды…
Но корабль послушен, автоматы точно и безотказно выполняют программу, и я успокаиваюсь. Я смотрю на звёздное небо и отыскиваю свою звезду – Арктур. Я дружески подмигиваю ему и тихонько шепчу: «Паси, паси своего вола…» И вот уже мне чудится, что это не обычный грузовик линии Земля-Луна и за моей спиной не три тысячи тонн продуктов и оборудования для Селеногорска, а огромный звёздный корабль, что я лечу с субсветовой скоростью к далёкой звезде, и мои спутники спят в анабиозных ваннах – ведь нам лететь добрых полвека…
Кто-то за дверью подёргал ручку. Что ещё за новости! Там ясно написано: «Вход в рубку не для пассажиров».
Сегодня пассажиров на борту немного – семеро. Самые нетерпеливые, не пожелавшие дожидаться пассажирского корабля, который стартует через несколько часов. Два астрофизика, инженер по бурильным автоматам, две женщины-врача и художник. И ещё – Феликс Эрдман, тот самый специалист по хроноквантовой физике, которого, как говорит Робин, понимают не более десяти человек во всей Солнечной системе.
Опять постучали. Может, что случилось? Я нажал кнопку двери.
Вошёл Феликс Эрдман. Он придерживался за поручни, будто корабль качало, – не привык, видно, к искусственной тяжести.
– В чем дело? – спросил я не очень приветливо. Он выглядел ненамного старше меня, и я не знал, следует ли употреблять обращение «старший».
– Нельзя ли воспользоваться вашим вычислителем? – сказал Феликс.
Он смотрел на меня, но, право, казалось, будто он видит совсем не то, на что смотрит.
Я не успел ответить, я только подумал, что это не полагается…
– Жаль, – сказал он и повернулся к двери.
– Погоди, Феликс, – сказал проснувшийся Робин. – Вычислитель свободен. Нам не жалко, правда, Улисс?
– Конечно, – проворчал я. Не люблю, когда запросто читают то, что у тебя в голове!
– Садись, Феликс. – Робин выдвинул кронштейн с третьим креслом. – Вот вводная клавиатура, вот вспомогательная панель для составления алгоритмов. Садись, считай.
Феликс сел и запустил пальцы в свою гриву, пальцы скрылись целиком. В старых хрестоматиях для детского чтения я видывал рисунки – украинские хаты с соломенной крышей. Вот такая крыша была у него на голове. О существовании парикмахерских-автоматов этот человек, безусловно, не подозревал. Уставился в окошко дешифратора, будто там откроется ему великая истина, и молчит. Хотел бы я знать, о чём думает такой теоретик.
– На лунную обсерваторию, Феликс? – спросил Робин.
Тот не ответил. Теперь он щёлкал клавишами, вводя задачу. Наверное, он привык, чтобы на него работал целый вычислительный центр, и наша считалка слишком примитивна. Я послал Робину менто: «Не мешай ему».
Робин, кажется, не понял, а Феликс сказал, не отрываясь от вычислителя:
– Нет, ничего. Вы не мешаете. – И добавил: – Я лечу на станцию транскосмической связи.
– Если ты собираешься присутствовать на сеансе связи, – сказал Робин, – то ты малость поторопился. До сеанса ещё двадцать с чем-то суток.
Звезда Эпсилон Эридана издавна была под наблюдением земных астрономов. «Прослушивали» её не напрасно. Лет восемьдесят назад были приняты сигналы с одной из планет её системы – Сапиены, Разумной, как её тогда же назвали. Мы с детства свыклись с мыслью, что существует транскосмическая связь, что мы не одни в Галактике, для нас это вполне естественно. Но я знаю из учебников и фильмов, какой гигантской сенсацией было установление межзвёздной связи тогда, много лет назад. Одиннадцать лет прохождения сигнала туда и столько же обратно. Накопилась кое-какая научно-техническая информация, нащупывался код для более широкого обмена, но пока мы знали слишком мало о разумных обитателях Сапиены, так же как и они о нас. Мы были примерно на одинаковом уровне развития – так предполагали учёные.
Вот если бы полететь к ним… Но одиннадцать световых лет – пустяк для радиосвязи – для корабля превращаются в миллиарды мегаметров…
Вся планета знала, когда состоится очередной сеанс связи. К нему готовились, о нем писали в газетах и говорили по визору.
– Двадцать трое суток, – подтвердил Феликс.