Выбрать главу

Он подсел ко мне и принялся выкладывать свежие марсианские анекдоты и сам хохотал, хватаясь за голову. Потом вдруг согнал смех с ярких полных губ. Лицо его стало озабоченным. Пристально глядя на меня яркими чёрными глазами, потребовал совета. У него на Марсе девушка, молодой врач Дагни Хансен – так её зовут, и это такая красавица, каких в Солнечной системе больше нет и никогда не было раньше. Антонио начал описывать её достоинства, и я сказал:

– Если тебе нужен мой совет, то возьми и женись на Дагни Хансен.

– Спасибо! – закричал Антонио. – Какой прекрасный совет! Какой неожиданный! – Он фыркнул. – К твоему сведению, мы уже два месяца, как поженились.

– Так чего же ты от меня хочешь? – удивился я.

– Видишь ли, мы будем видеться с Дагни очень редко. А потом меня и вовсе могут перевести на другую линию. Вот в чём беда, понятно?

– Понятно. Никто тебя не неволит, Антонио. Уйди из космофлота, поселись на Марсе со своей Дагни, и дело с концом.

– Прекрасный ты советчик! – Антонио смерил меня презрительным взглядом. – Что я буду делать на Марсе? Перегонять драгоценный кислород на углекислоту? И как это я уйду из космофлота, глупое ты существо? Уж лучше помалкивай.

Он пошёл к диспетчерским столам, но тут же вернулся ко мне.

– Слушай, мне ещё перед рейсом предложили в управлении знаешь что? Начальником службы полётов на «Элефантину». Что скажешь?

«Элефантина» была крупнейшей орбитальной станцией, городом-спутником – туда доставлялись секции межпланетных кораблей, и там они монтировались. Ведать полётами грузовиков и буксиров – не захватывающее счастье.

– Что же ты молчишь? – сказал Антонио. – Трубицын потребовал в управлении, чтобы ему подобрали молодого, энергичного парня. Я молодой, верно? И энергичный, а? И я бы забрал Дагни на «Элефантину», врачи ведь нужны и там. Ну, чего ты молчишь, Улисс?

– Тебе же не нравятся мои советы, – сказал я. – Посоветуйся лучше с Робином.

– И то верно. – Антонио ринулся к диспетчерам и с ходу ввязался в спор.

Наконец я сдал груз и спросил, когда очередной рейс.

– Послезавтра, – сказал усталый диспетчер. – Повезёшь Стэффорда.

– Стэффорда? – переспросил я. – Постой, разве он…

– Исчезни, Улисс. Тебе ясно сказано: послезавтра прилетит с Венеры Стэффорд, и ты повезёшь его на шарик. Ступай и не морочь людям голову.

Я побежал на узел связи, чтобы сообщить Робину потрясающую новость. Возвращается Стэффорд со своей комиссией!

Мне навстречу по коридору, вся облитая зеленоватым светом плафонов, шла Ксения. Руки в карманах брюк, невысокая фигура обтянута черным биклоном, белокурые волосы выбились из-под шапочки с козырьком.

– Знаю, что ты прилетел, Улисс. – Она, улыбаясь, смотрела на меня. – Что случилось?

– Возвращается Стэффорд, – сказал я.

– Стэффорд? А, он работал на Венере… Как ты провёл праздники?

– Хорошо. А ты?

– Чудесно. Я сделала миллион анализов.

– Ну да…– Мне стало немного неудобно за свою праздность, в то время как она напряжённо работала. Никто в лунной обсерватории не управлялся лучше неё со спектральными анализами.

– Галактики в заговоре против меня, – сказала Ксения. – Как только приближается праздник, их излучение становится интенсивнее. Зайди, если хочешь, Улисс.

– Зайду, – сказал я.

Узел транскосмической связи – можно сказать, вотчина семьи Грековых. Дед Робина, Иван Александрович Греков, был здесь – тогда ещё студентом-практикантом, – когда были приняты первые сигналы с Сапиены. Много десятилетий он бессменно руководил узлом. Да и теперь старейшина межзвёздных связистов частенько наведывался на Луну, даром что ему было без малого сто лет. И хотя узлом теперь ведал Анатолий Греков, отец Робина, фактически им продолжал руководить Дед. Так его и называли селениты – Дед.

Из-за двери доносились голоса. Я постучал – никто не ответил. Табло «Не входить. Идёт сеанс» не горело, и я вошёл в комнату, примыкавшую к аппаратной узла связи. Мои шаги тонули в сером губчатом ковре, никто не обратил на меня внимания. Только Робин подмигнул мне. Он сидел в кресле под огромными часами с секундной стрелкой во всю стену и любезничал с девушкой-лаборанткой.

А за столом сидели предки Робина и старший оператор, сверхсерьезный молодой человек. Феликс стоял по другую сторону стола, как студент перед грозным синклитом экзаменаторов, и тихо доказывал свою правоту. Говорил он по-русски, потому что Дед не признавал интерлинга.