— Профильтруете через тряпку. — Прикинул на глаз сколько водки, выставил одну целую. — Хватит. Георгий и ты, — поманил Лешку, — живо ящик в мой вагончик. — Постучал костяшками пальцев по столу.— С завтрашнего дня начну техучебу. — И вдруг гаркнул: — Ясно?!
Гошка жалобно посмотрел на Мосина — тот ссутулился над сложенными ручищами, не мигая вперился в стол.
Бригадирский вагончик казался просторнее — не было полок, стояла узкая железная койка. Прямо от входа на стене висели политическая карта мира и ружье — через два полушария. На лавке в углу поблескивала приборами и рукоятками рация.
Ящик с водкой засунули под стол. Гошка поспешно удалился, Лешка задержался поговорить. Отец рассказывал, что бригадиру пятьдесят два года, «старпер», можно сказать, а тут глазам своим не верь: снял куртку — крепкий, мускулистый, плечи валунами, грудь выпуклая, брюшной пресс упругими валиками. Лицо, правда, в морщинах, но морщины эти не мелкие и не частые — глубокие и редкие, скорее от бывалости, чем от старости. Странным казался нос Чугреева — продолговатый, круглый, без хрящей, словно полсардельки приклеено. Видимо, из-за носа он говорил глухим, чуть гнусавым голосом.
— Ну, что, пацан, носом моим заинтересовался? — спросил он, перехватив любопытный взгляд. — Это нос не мой, искусственный. Мой нос немцы оттяпали — осколком. Ясно?
Лешка думал, что Чугреев спросит, как доехал, встретил ли рыжий Николай, но Чугреев не спрашивал — насвистывая, высыпал из коробочки на стол рыбацкую мелочь: крючки, мушки, грузики, карабинчики, и начал глубокомысленно ковыряться в них.
— Михаил Иванович, я в школе сварку проходил, варить умею, — сказал Лешка.
— Сварку проходил... — равнодушно повторил Чугреев. — Это хорошо, что сварку проходил. Давай устраивайся, осматривайся, денька через два-три испытаем, какой ты сварщик. Ясно?
— Ясно, — сказал Лешка и вышел.
Рыжий Николай приехал под вечер. Сбросил у третьего зеленого Лешкины вещи, ушел к Чугрееву доложиться. Рабочие давно разбрелись кто куда. Лешка с Яковом облазили все машины, — трубоукладчики, бульдозер, САК — проголодались, пришли под навес разведать насчет ужина.
Зинка темной глыбой стояла у печки, жарила рыбу. Пахло дымком, поджаренным постным маслом. Звенели комары.
- Жить здесь можно, — сказал Яков, садясь за стол. Левый глаз его припух, под глазом и на щеке красовалось алое пятно. — Людишек, правда, маловато, но зато, знаешь, старик, раздолье для философствующей натуры.
Переваливаясь на толстых, как чурки, ногах, подошла Зинка, швырнула на стол горячую миску с шипящими ельцами.
— Лопайте!
Рыбу ели руками — торопливо, обжигаясь, шмыгая носами. Лешка давился, кашлял, то и дело выплевывал кости. Так жадно, так грубо он никогда еще не ел. «Вот бы мама увидела!»
Яков мастерски расправлялся с рыбой. Он хватал ее двумя руками — за хвост и за голову, алчно всхлипывая, проводил ртом по хребту, как по губной гармошке, потом перекидывал в руках и припадал к боковинкам. Костлявый остов с головой шлепал возле себя на стол. Лешка отставал. Поднажав, Яков схватил последнюю рыбешку. «Я бы оставил», — подумал Лешка обиженно.
Яков слопал рыбешку,— скелет кинул через плечо.
— Шесть—три! — сказал он гордо. — Я обожрался, а ты голодный. Скажи спасибо за урок. Ты, старик, явно переоцениваешь достижения цивилизации.
Лешка снисходительно усмехнулся:
— Глупости! Люди-то умнеют, а не деградируют.
— Давай, давай, умней, — Яков смачно жевал рыбьи головы, высасывал сок, а кости выплевывал под стол. — Посмотрим, что ты запоешь лет через пять-шесть, когда встанешь на собственные пятаки. Тоже мне Иисус Христос!
Из первого зеленого выскочила Валька — голубая кофта, плиссированная юбка, прическа — «конский хвост». Неловко ковыляя на высоких каблуках, подошла к печурке, согнулась над сковородкой.
— Вкусно! Мне оставишь?
— Гулящим на столбу. Кыш!—шуганула ее Зинка.
Валька с хохотом увернулась, покачивая бедрами, прошла вдоль стола. От нее пахло духами.
— Как дела, новенький? — сильной рукой она пошлепала Лешку по щеке.
Лешка чуть не поперхнулся, выплюнул кости, покраснел.
Валька засмеялась:
— Симпатичная парочка. Хотела вас взять на танцы, а вы вон какие красивенькие.
Из коричневого вагончика, кожилясь, с ящиком гвоздей, спустился по ступенькам рыжий Николай. Короткими шажками дотащил ящик до машины, грохнул на пол в кабину, свистнул.