К Павлу Сергеевичу частенько обращались жены работников с подобными бедами — знали, что начальник не пьет и не любит, когда другие пьянствуют. Рабочие его побаивались, видимо, из-за пенсне — стекла сильно увеличивали, глаза казались круглыми и суровыми, как у прокурора. Разговаривая с собеседником, Павел Сергеевич смотрел на него внимательно и серьезно, как бы ожидая услышать нечто значительное — это сразу настраивало людей на деловой лад.
— Все ясно,— сказал Павел Сергеевич. — Не ясно одно: откуда он деньги берет, чтобы каждый день пить?
Стыврина смущенно повздыхала, взяла с Павла Сергеевича обещание, что он ее не выдаст перед мужем, и рассказала, как муженек с бригадой приспособились по вечерам зашибать калым: кому крышу починить, кому пол перестелить, кому веранду сделать. С утра кого-нибудь посылают рыскать по городу, договариваться, а к вечеру всей бригадой идут по «точкам»— калымят, денежки собирают.
Павел Сергеевич подивился: «Вот пройдохи!» — и записал себе на память план будущего разговора со Стызриным: «Стройматериалы, патент на артель, горфинотдел, суд». Пообещал Стывриной, не выдавая ее, серьезно потолковать с ее мужем.
Только взялся за «Положение», стукнулся Разборов, начальник планового отдела — человек лет сорока пяти, с деликатными манерами, с полным холеным лицом, с зализанными остатками волос на голой розовой полосе посреди черепа.
— Что будем делать с Каллистовым, Павел Сергеевич? — спросил он, легонько потирая, как бы намыливая свои полные руки. — Два письма послали, телефонограмму, а труб все нет. Чугреев простаивает, мне план нечем закрывать. В госбанк будем обращаться?
Павел Сергеевич задумался. Уж больно не хотелось портить отношения с таким важным заказчиком, каким был для СМУ-2 Федор Захарович Каллистов.
Жизнь столкнула Павла Сергеевича с ним год назад, когда в главке решался вопрос, кому строить газопровод к химкомбинату. Павел Сергеевич сомневался, потянет ли его слабосильное СМУ-2 и так заваленное заказами по теплофикации и канализации города еще одну ответственную и срочную работу. Колебания его рассеял Каллистов. Перед последней инстанцией — начальником главка — Каллистов задержал Павла Сергеевича в приемной и, гремя могучим басом, обозвал мымрой, телком, перестраховщиком. Сказал, что надо дерзать — новое дело, размах, солидный заказ. Павел Сергеевич и сам, в конце концов, загорелся этой стройкой. Дела пошли хорошо. За десять месяцев бригада Чугреева прошла восемьдесят один километр, причем, траншеекопатели ушли еще дальше — до сотого километра. Местная газета брала по этому поводу интервью у Павла Сергеевича и потом писала:
«...Включившись в общенародную борьбу за Большую химию, трубостроители СМУ-2, которое возглавляет тов. Ерошев П. С., прокладывают стальную газовую магистраль через вековую тайгу. Семьдесят семь километров осталось пройти нехоженными тропами магелланам XX века. Природный газ досрочно, ко дню Советской Армии потечет к гиганту химической индустрии. Вот она, романтика наших дней!»
Павел Сергеевич посмеялся, но статейку вырезал, унес домой, спрятал в папку, где хранились документы и орден отца и его собственные грамоты и награды.
Полмесяца назад Каллистов прекратил поставку труб. Бригада Чугреева уложила последние пять километров и стала. Чугреев методично слал радиограммы: «Срываете темп», «Бригада беспокоится об оплате», «Прошу всех перевести на средне-сдельные оклады»...
Павел Сергеевич позвонил Каллистову — тот был не в духе, рявкнул «труб нет» и отключился. Тогда начали писать официальные письма. Каллистов молчал. Разборов нервничал. Пора было принимать решительные меры, но Павел Сергеевич медлил, не хотел портить с Каллистовым отношения. В конце концов день-два можно было терпеть, но тогда придется действовать через банк. Выслушав такое решение, Разборов неодобрительно покачал головой, поиграл застежкой-молнией и ушел с видом человека, который снимает с себя всякую ответственность за дальнейшее.
Павел Сергеевич снова открыл «Положение», но тут вошла секретарша, принесла свежие газеты. Павел Сергеевич удивился — уже обед? Быстро. Обычно он их просматривал в обеденный перерыв, за стаканом чая. Он редко ездил домой — долго. В столовую не ходил вовсе — невкусно. Чаще брал что-нибудь с собой: курицу, корейку или сыр с хлебом. Чай заваривал в электрическом чайнике, любил свежий и крепкий.