— Я исполнял древний договор с ваном Рюкю, Бессмертный, — прошелестел чурвяк. — И заплатил за это жизнью.
— Угу, и сейчас воскресаешь.
— Истинно.
— Передо мной у тебя должок! — погрозил я пальцем призрачному червяку.
— Признаю и готов к смерти, — тяжело вздохнул червяк.
— На кой хрен мне твоя смерть?! — возмутился я. — У тебя с этим ваном договоры остались?
— Смерть списывает…
— Вот и зашибись, — не стал я выслушивать философию. — Вира — место где этот паразит нычется.
— Ты вправе…
— Вот спасибо, без тебя не знал, — хмыкнул я. — Где он, говори!
— Могу провести, Бессмертный.
— А мне за тобой скакать, — хмыкнул я. — Ну веди, чего уж.
— Нет, провести тебя в место, где он. Или тебе нужно название? Я не могу его назвать, потому что не ведаю. Это владения морской девы…
— Понял-принял. Там охраны много? — задумался я.
— Не ведаю.
— Ну и хрен с ней. Так, Лен, я один пойду, — прикинул я. — Я там резню устрою, не самое приятное зрелище. И место нехорошее, под водой. Мне-то пофиг, а тебе рисковать не стоит.
— Вот как всегда, — развредничалась вредина. — Ладно, иди уж, папа Кащей, — чмокнула она меня.
Как-то… подгоняло что-то. Ощущение в небывальщине, ещё что-то. Причём не только меня — видно было, что и Ленка чует, интуиция, женская, шаманская — ну понятно.
Червяк взмахнул усами и хвостом, в чаше под водопадом появился водоворот. Я вчувствовался во всё очень пристрастно — вариант лжеца, который помер сознательно был буквально “на руках”. Но червяк не врал, ему на этого хиккана было и вправду пофиг. Договор — да, важен, но договор закрыт. А вира была, и червяк её сознательно выплачивал. Для своей пользы, в том числе.
Так что сиганул я в водоворот, и чуть не навернулся, выскочив на камень какой-то подводной пещеры. Червячье колдунство изящно надругалось над законами физики, и падая в водоворот я оказался выкинут на пол пещеры.
Вчувствовался в небывальщину — снаружи, в смысле, в воде, был сильный нечистик. Дернулся было ко мне — и отплыл, не приближаясь. То ли боится, то ли и этой морской деве похрен на хиккана, а буква договора воевать не требует.
И тут на меня выскочил змей-металюдь, размахивая четырьмя самурайскими ножами в четырёх руках. Огрёб в лобешник, вырубился… и понеслось. Лезли, сволочи! Ножами тыкались, причём больно иногда!
Дело в том, что нечисть я переправлял в небывальщину, а людей и металюдей старался вырубать. Ну… не самое разумное, наверное. Но как-то так было более по мне. А у этих сволочей, блин, были какие-то лютые пыряла, подчас накаченый небывальщиной до предела, причём гадкой и даже меня пробирающей! Ну не совсем, но наполшишечки — точно. И, блин, через четверть часа, на второй сотне защитничков и потеряв пару кило плоти, заменившейся тросами, моё Бессмертие разгневалось.
И развеселилось, плюнув на свинотрахов и дебилов, просто превратившись в клубок тросов и идя вглубь пещеры без излишнего гуманизма. Впрочем, защитники и так и так почти кончились, так что через пять минут я ввалился в отгороженную комнатушку. И… даже противно, блин. В окружении нескольких женских тел — и людей, и металюдей, и нечистиков, храпел толстый вьюнош, не старше двадцати. Тут, блин, народ умирает, ради него, а он дрыхнет, блин!
И девки не спят, зыркают испуганно, но даже пошевелиться боятся, чтоб этого не разбудить.
Быстро прикинул я, да и захлестнул толстое горло удавкой из тросов. Хиккан зарипел-засипел, а я озвучил девкам:
— Мне чихать, что у вас за обязательства. Если этот — я помотал тушкой, — вам не важен — уходите. Если важен — уходите тоже, потому что через минуту, если в комнате будет кто-то, кроме нас двоих, я его удавлю.
Как ветром сдуло, секунды не прошло. А я призадумался. Дело в том, что убить-то жирдяя я мог и сразу, но хотел… да понять. И, при необходимости, осудить. А если нет — то прибить, осознавая всё. Так что ослабил я удавку, потыкал жирдяя остриём троса, да и стал вопросы спрашивать.
А он и не партизанил, свинота такая. И противно, блин! У меня возникло чувство, что этот паразит до момента, пока я его тросами не стал тыкать, воспринимал реальность, как свою разлюбезную компьютерную игрушку. Его подручные на руках носили, пылинки сдували. а уж что эта свинота с “неписями” делала — сказать противно. И самураю приказал соврать, как узнал от пророка, что я — смерть Хонсюдзина. А уж над народом глумился, упырь такой…
И главное — ни капли сожаления и жалости. Эмпатия даже не на нуле, в минусе. Воплощал свои болезненные мечты, как сексуального, так и садистского толка. Играл в “стратегию”, только хреновый игрок и на подчинённых плевал.