— Надо, — согласилась Зелёнка. — А ты думаешь, это специальная атака на Женский Остров?
— Некромантов-шовинистов, ага, — хмыкнул я.
— Ты так говоришь, как будто это невозможно, — ехидно похлопала ресничками Ленка.
— Возможно, конечно, — признал я. — После мстительных сортирных призраков меня уже ничем не удивить, — под смешок Зелёнки дополнил я. — Но разобраться надо.
И потопал я срастаться с байком. Действительно интересно — что за фигня. Потому что оживлённые трупы — ладно, там есть мышцы и вообще. То есть выходит, в зависимости от степени испорченности, весьма ощутимая экономия энергии небывальщины на действие в материи. Некроперерождение, типа вурдалака — вообще вопросов не вызывает, там именно «боевой конструкт» на некросе. Призраки — также понятны, это точечные воздействия на материю небывальщиной. Но тратить ощутимую энергию на удержание разваливающегося дырявого корыта на плаву, да и костей в виде скелетов на месте… Не верю я, что это просто небывальщина. Она, конечно, дура: даже червяков драконами считает. Но не настолько, чтоб столь бредовые и энергонеэффективные конструкты плодить, факт.
23. Вежливые безопасники
И вот, с байком сросся, юркнул в аппарель и попарил к кораблю-умертвию. Естественно, вчувствуясь в небывальщину со страшной силой. По мере приближения выходила такая картина — скелеты всё же были умертвиями. В плане того, что каждый скелет обладал отдельной и человеческой душой. Но уровень энергообмена с некрокораблём выходил запредельным, и это корыто всё же выходило основой нежити.
А вот сам корабль, за исключением ржавчины и дыр, удерживаемых небывальщиной от окончательного разрушения, был скорее артефактом. Потому что какие-то матерные закорючки неизвестного типа в нём были. И КПД трат некроса этой конструкции выходили ужасными, неудивительно, что они охотятся и стремятся к живым: они даже в режиме «отдыха» теряют энергию ощутимым потоком.
Внешне же — ну ржавое корыто и ржавое корыто. Скелеты на нём копошатся, пустыми глазницами на мою персону пырятся. Лапами скелетными помахивают: то ли к себе приглашают, то ли показывают, что со мной, в своём дохлом воображении, сделают.
И никакого оружия или даже магии. Правда, ужасом от корыта, приправленным некросом, разит мощно. Но ни пушек каких, ничего такого. Разве что ржавые ножи-топоры-ножки от столов у скелетов.
Повис я в десятке метров над корытом, которое аж остановилось, перестав чесать к Траку. Скелеты подпрыгивать прекратили, на меня глазницы коллективно уставили.
— А вы говорящие? — полюбопытствовал я.
— Спускайся… — озвучил какой-то скелет матерный морской загиб. — Сожрём и скажем… — последовал ещё более морской, матерный и загибный монолог.
— Говорящие — это зашибись, — порадовался я, пропустив (скорее даже оценив, в определённом смысле) многоэтажную матерщину в небывальщине. — А чего вам из-под меня надо?
Послушал я коллективный мат умертвий, позадавал пару вопросов и пришёл к неутешительному выводу: передо мной что-то вроде плавучего гнезда самых что ни на есть тупых вурдалаков. Потупее вурдалаков, если быть точным. У умертвий сохранился ряд «прижизненных умений», но крайне ограниченных. Например, на остров они рвались «патамучта там бабы!» На деликатный намёк, что присутствующие немножко дохлые, более того, общаться с дамами, в силу физиологии, им особо нечем — долгий изощерённый мат и угрозы в мой адрес. А на Траке «добыча». На кой скелетам предполагаемые сокровища — ни ответа, ни привета.
И тот факт, что я в состоянии тросов — скелетам по фиг. То есть, очевидно и явно фоню, как нечисть и нежить, им не по зубам — пофиг. Обзываются, грозятся меня сожрать (да я даже если сопротивляться не буду — сточат свои кусалки об тросы, блин) и всякое противоестественное совершить. При учёте отсутствия совершалок как факта, хех.
— В общем, нежить тупая, агрессивная, бесперспективная, — вынес я вердикт скелетам. — А вот что за корыто — интересно.
— А что ты чувствуешь? — заинтересовалась Ленка. — Для меня — один некрообьект, полностью.
— Ну души-то есть, только толку, — хмыкнул я. — Считай, станки, с программным управлением. Материться могут, но разума даже меньше, чем в некробабах. Только прошитые реакции, очевидно — копирующие прижизненные. А вот корабль интересен.
— Интересен.
— В общем, пойду я надругиватся цинично над неупокоенными останками, — описал я предстоящие злодейства. — И заодно посмотрим, что за корыто. Руны там есть, Лен.
— ОЧЕНЬ интересно, — оттекстила Зелёнка.
Снизился я, став выцеплять скелетов, кроша тросами. И да, тупые. Отбиться-атаковать, причём как-то скооперировавшись, пусть криво — пытались. Но ни разбежаться, ни кидаться в меня своими железяками не додумались. Хотя проявили охеренное по гениальности решение: стали кидатся в меня собой. Четыре скелета метали в меня пятого. При том, что с синхронизацией у ребятушек было хреново, и редкий подкинутый склелет летел с четырьмя конечностями. Одну, а то и две оставлял метальщикам на память. А один вообще вышел без ручек-ножек, а метатели его конечностями помахивали вслед, как платочками, хех.
Ну да ладно, скелетов было не больше сотни, извелись они довольно быстро, подкинув душевности в мои закрома. Но возникала интересная фигня. Души, которые я тросами обгрызал, но во внутренний ад не запихивал, отлетали не в небывальщину вообще. А стремились в отражённое в небывальщине нутро корабля-умертвия.
Значит, будем разбираться, заключил я, зависнув над ржавой палубой. И стал обследовать корыто. Кстати, шарашило оно ужасом и некросом вблизи от себя совсем нестерпимо, уровня центра Мёртвого Города. То есть живым (и разумным, ехидно отметил внутренний голос, но был мной мудро заткнут) на этом корыте и без скелетов дурацких — гарантированный звиздец.
Помотался я по палубе, ничего, кроме ржавчины и дыр не углядел. Пробил в ней дыру, полез в мёртвый трюм. Концентрация некроса там становилась почти идеально чистой, почти как в дереве Егорьевска. Хотя канал, конечно, поменьше. А по внутренним поверхностям палубы, при полном отсутствии переборок, вилась вязь матерщины. И странной, блин! Не иероглифы, не руны. И что-то знакомое было, чего, например, в эльфячих или гоблинских закорючках не заметишь — их матюки как рисунки воспринимаются.
— Видишь? — уточнил я у Ленки.
— Чего?
— Значит, не видишь, — логично заключил я. — Фиксируй, — выпустил я трос, став им повторять закорючки на стенах.
— Зафиксировала. Странно, что-то знакомое, но явно не то.
— На греческий очень отдалённо похоже, — отметил я.
— Да, но это не он. Погоди, сейчас кое-что проверю.
— Годю, — согласился я.
А через четверть часа удивлённая Ленка сообщала удивлённому мне, что у ряда сетевых операторов есть информация о контакте с видом даже не рыболюдей, а металюдей как людей, но подводных. Атлантов, чтоб их! И вот наши закорючки — их!
— Не понял, — нихрена непонял я. — А нахрена эти сволочи подводные гадят?
— Ты знаешь, а я, кажется, поняла, — оттекстила Зелёнка. — Но не скажу, пока не заслужишь!:-Р
— Вредина, — констатировал я. — Ладно, сейчас это корыто сломаю…
— Не обязательно.
— Да?
— Да.
— Ладно, тогда не буду. Скоро буду, заслуживать придётся, — посетовал я на тяжесть семейной жизни с врединой.
Но заслужил, я Кащей упорный. А довольная зелёная Вредина выдала мне такой, более чем возможный расклад.
Итак, вода, вообще — довольно хорошо впитывает всякие небывальские проявления. Природа у неё такая. И очень хреново отдаёт. Ну, например, есть у нас есть зона, фонящая некросом. Капище, мёртвый город. Так вот, некрос там просто постепенно развеивается, перестаёт быть некросом, а становится просто «неструктурированной небывальщиной». Механизм досконально не изучали, но так — есть.