— Ты у меня партёров спёр, червяк такой, — припечатал я рептилия.
В небывальщине… да уделал бы я его и полностью в материи, будем честны. Речка не слишком большая, да и вояка из червяка (этого или вообще — чёрт знает) был не ахти. Но была надежда на договороспособность.
— Я исполнял древний договор с ваном Рюкю, Бессмертный, — прошелестел чурвяк. — И заплатил за это жизнью.
— Угу, и сейчас воскресаешь.
— Истинно.
— Передо мной у тебя должок! — погрозил я пальцем призрачному червяку.
— Признаю и готов к смерти, — тяжело вздохнул червяк.
— На кой хрен мне твоя смерть?! — возмутился я. — У тебя с этим ваном договоры остались?
— Смерть списывает…
— Вот и зашибись, — не стал я выслушивать философию. — Вира — место где этот паразит нычется.
— Ты вправе…
— Вот спасибо, без тебя не знал, — хмыкнул я. — Где он, говори!
— Могу провести, Бессмертный.
— А мне за тобой скакать, — хмыкнул я. — Ну веди, чего уж.
— Нет, провести тебя в место, где он. Или тебе нужно название? Я не могу его назвать, потому что не ведаю. Это владения морской девы…
— Понял-принял. Там охраны много? — задумался я.
— Не ведаю.
— Ну и хрен с ней. Так, Лен, я один пойду, — прикинул я. — Я там резню устрою, не самое приятное зрелище. И место нехорошее, под водой. Мне-то пофиг, а тебе рисковать не стоит.
— Вот как всегда, — развредничалась вредина. — Ладно, иди уж, папа Кащей, — чмокнула она меня.
Как-то… подгоняло что-то. Ощущение в небывальщине, ещё что-то. Причём не только меня — видно было, что и Ленка чует, интуиция, женская, шаманская — ну понятно.
Червяк взмахнул усами и хвостом, в чаше под водопадом появился водоворот. Я вчувствовался во всё очень пристрастно — вариант лжеца, который помер сознательно был буквально “на руках”. Но червяк не врал, ему на этого хиккана было и вправду пофиг. Договор — да, важен, но договор закрыт. А вира была, и червяк её сознательно выплачивал. Для своей пользы, в том числе.
Так что сиганул я в водоворот, и чуть не навернулся, выскочив на камень какой-то подводной пещеры. Червячье колдунство изящно надругалось над законами физики, и падая в водоворот я оказался выкинут на пол пещеры.
Вчувствовался в небывальщину — снаружи, в смысле, в воде, был сильный нечистик. Дернулся было ко мне — и отплыл, не приближаясь. То ли боится, то ли и этой морской деве похрен на хиккана, а буква договора воевать не требует.
И тут на меня выскочил змей-металюдь, размахивая четырьмя самурайскими ножами в четырёх руках. Огрёб в лобешник, вырубился… и понеслось. Лезли, сволочи! Ножами тыкались, причём больно иногда!
Дело в том, что нечисть я переправлял в небывальщину, а людей и металюдей старался вырубать. Ну… не самое разумное, наверное. Но как-то так было более по мне. А у этих сволочей, блин, были какие-то лютые пыряла, подчас накаченый небывальщиной до предела, причём гадкой и даже меня пробирающей! Ну не совсем, но наполшишечки — точно. И, блин, через четверть часа, на второй сотне защитничков и потеряв пару кило плоти, заменившейся тросами, моё Бессмертие разгневалось.
И развеселилось, плюнув на свинотрахов и дебилов, просто превратившись в клубок тросов и идя вглубь пещеры без излишнего гуманизма. Впрочем, защитники и так и так почти кончились, так что через пять минут я ввалился в отгороженную комнатушку. И… даже противно, блин. В окружении нескольких женских тел — и людей, и металюдей, и нечистиков, храпел толстый вьюнош, не старше двадцати. Тут, блин, народ умирает, ради него, а он дрыхнет, блин!
И девки не спят, зыркают испуганно, но даже пошевелиться боятся, чтоб этого не разбудить.
Быстро прикинул я, да и захлестнул толстое горло удавкой из тросов. Хиккан зарипел-засипел, а я озвучил девкам:
— Мне чихать, что у вас за обязательства. Если этот — я помотал тушкой, — вам не важен — уходите. Если важен — уходите тоже, потому что через минуту, если в комнате будет кто-то, кроме нас двоих, я его удавлю.
Как ветром сдуло, секунды не прошло. А я призадумался. Дело в том, что убить-то жирдяя я мог и сразу, но хотел… да понять. И, при необходимости, осудить. А если нет — то прибить, осознавая всё. Так что ослабил я удавку, потыкал жирдяя остриём троса, да и стал вопросы спрашивать.
А он и не партизанил, свинота такая. И противно, блин! У меня возникло чувство, что этот паразит до момента, пока я его тросами не стал тыкать, воспринимал реальность, как свою разлюбезную компьютерную игрушку. Его подручные на руках носили, пылинки сдували. а уж что эта свинота с “неписями” делала — сказать противно. И самураю приказал соврать, как узнал от пророка, что я — смерть Хонсюдзина. А уж над народом глумился, упырь такой…
И главное — ни капли сожаления и жалости. Эмпатия даже не на нуле, в минусе. Воплощал свои болезненные мечты, как сексуального, так и садистского толка. Играл в “стратегию”, только хреновый игрок и на подчинённых плевал.
— В общем, я бы тебя на ад обрёк, — честно озвучил я. — Но противно. Заразишь ещё чем, пакость ты такая. Так что просто умри, — с этими словами пробил я висок жирдяю, да и потопал к выходу из пещеры.
Препятствий мне не встретилось, вырубленные вырубленными и были. А червяк, к моему приближению, организовал водоворот. Ну, может и дракон даже, подумаю, заключил я, прыгая в водяной портал.
И выпрыгнув, чуть не навернулся. На этот раз из-за повиснувшей на мне с объятьем и подрагивающей Зелёнки.
— Видела? — уточнил я, на что послышался уточняющий всхлип. — Зря, но как есть.
— Противно, просто слов нет! Но я справлюсь!
— А куда ты денешься, Елена Бессмертная, — хмыкнул я, погладив её по голове. — Ладно, Лен, пойдём в Трак… Бегом в Трак!
— Что…
— Поздно. За спину, — оскалился я, приближающейся силе.
А она оказалась Хонсюдзином. На здоровенном, лавово-огненном жеребце, пышущим жаром. Метра в три роста, в холке! Здоровый, как три коня, фонил злобой, разрушением и вообще — сильная и злобная тварь. Но вроде как Хонсюдзин не враждебен, хотя, с учётом коня, я на всякий случай был боеготов.
— Благодарю, Кащей, — произнёс Хонсюдзин. — Ты избавил меня от проблемы. А вот плата.
С этими словами брошенный на песок камешек развернулся в объемный деревянный ящик, на который я уставился и вчувствовался с интересом. И Зелёнка из-за плеча любопытно высунулась.
— Это… — пытался понять я.
Живое, разумное, но не человек и не метачеловек. Но слишком много материи для нечистика, слишком много небывальщины для метазверя. Странное что-то, но не злое, и… испуганное.
— Что это?
— Открой и посмотри. Плата.
Ничего не понимаю, но очень интересно. Переглянулись мы с Ленкой, кивнули друг другу, и я отломал деревянную стенку ящика. А там…
— Это же… — натурально не поверил я своим глазам.
— Здравствуйте, — поздоровалась розовая поняша, испуганно смотря на нас с Ленкой огромными глазами, поводив копытцем по земле. — А вы не будете меня обижать?
— Хотел? — уточнил Хонсюдзин.
— Эээ… ага.
— Плата. Долгов нет. Удачи, Кащей, Елена!
И ускакал. А мы остались фигеть.
— А вы со мной не поговорите? — робко выдала поняша.
— Поговорим, — собрался я. — И будем дружить.
— Извращенец, — прошипела Зелёнка, но вслух озвучила с улыбкой. — Будем.
— Она милая и не в том смысле, — прошипел я.
— Вот не верю, почему-то!
— Вот потому что сама извращенка!
— Не ругайтесь пожалуйста, — попросила поняша.
И как-то решили мы не ругаться. А пошли в Трак и поняшу не забыли. Она милая, и дружба — это магия. А ещё меня одолевали мысли — а что мне с поняшей-то делать? Или, хех, по заветам зелёной вредины поступить? Или это слишком того, этого?
А, пофиг. И вообще, поняша — это круто, дружить мы точно будем. А нам ещё домой возвращаться, дел невпроворот, приобнял я супругу. Подумал — и поняшу погладил.