— Не попал, — констатировал я, уворачиваясь.
И рванул к Йыну, хищно размахивая тросами. А это сволочь от меня отбивалась своим лютым молотком — надо было прибрать, да что уж. И казалось бы — затросить и принуждать к добровольному сотрудничеству, плёвое дело. Да щаззз! Эта скотина вёрткая, как угорь на небывальщине! И колдовала всякие подлючие торты в лицо, масло вонючее под ноги, ну и молотила меня молотком при каждой возможности!
Словила лом из рогатки в брюхо, оскалилась злобно, ну и начала в меня камнями кидаться, до кучи, используя свой лютый молот как биту. И всё это опять выливалось в какой-то дурацкий пат, от чего мне становилось ни хрена не весело.
Можно броситься на Йыньего сына — так он, молотоболист недоделанный, лепёшку из тросов Кащея молотком отправится полетать. В общем, надо его свободы манёвра лишить, мудро заключил я.
Но метать куски себя… не самый разумный вариант. Мне водяной, растворивший тросы, в снах не снится, но помнится хорошо, блин!
А вот как ещё, задумался я, отправляя в сучьего Йына метаемые в меня, стараясь напитать их небывальщиной. Получалось— не попасть, но раскалываемые от ударов осколки посекли фиолетовый пинжак, и йынья морда улыбочкой потускнела. Оскалился снова, но не нравится, оскалился я.
Но, это всё равно — фигня. А вот если подумать — мы на скале. Металл, всякий разный под нами. И я его чувствую, хех.
И стал я «подтягивать» металлокинезом всякие металлы и сплавы поближе. Тяжеловато, но сносно и внимания много не отвлекает.
А Йын стал накладывать какое-то гадское колдунство на глыбы (у меня подсмотрел, гад!), откалывая от скалы глыбы гораздо крупнее. От попадания осколков с этим колдунством тросы на долю секунды сводило этакой «судорогой». Вроде и ерунда, но попадёт в меня глыбой — будет хреново.
Минут пять мы так «танцевали», я, наконец, подтянул всякие металлы, поднатужился, думая сформировать клетку из металлов, а потом Йына в клетке заловить, а он задубасил молотом по одному месту…
В общем, гора ходит ходуном, небывальщина волнуется, веселуха! И тут…
— ДА ВЫ ОХЕРЕЛИ!!! — раздался громовой голос. — ЭТО — МОИ ГОРЫ!!!
Я на этот вопль дёрнулся, в плане оруну лещей выдать, но. Во-первых, голос был женским. А, во-вторых, это и вправду были ЕЁ горы, отметил я, оглядывая несколько… расхреначенные нахер окрестности. Припёрлась Хозяйка, блин…
И Йын глазёнками забегал, стараясь свой лютый молоток за спину сныкать. Ни хрена не получалось — он здоровый, как сволочь.
— Какого, лядь, хрена вы тут устроили, придурки?! — уже не так пробирающе, но явно недовольно выдала Малахитница, появившаяся на скале.
— Ээээ… привет, — сделал я ручкой.
— Ну… немного… — прозапинался Йын.
— Придурки, — констатировала Малахитница. — И урон…
— Нанесён, признаю, — уже без шуточек вчувствовался в небывальщину я. — Вира за мной, по правде.
— Оштрафую, — посулила берегиня. — Тебе всё равно, но по правде, — под мои кивки выдала банкирша. — И вот от кого, а от тебя, Кащей не ожидала! И вправду Землёй по маковке стукнуло! Ну да Бессмертный, в ум войдёшь. А ты? — грозно уставилась она на Йына.
— А я что? Я ничего, — корябал тот носком ботинка скалу.
— Так, с тебя, — задумалась Малахитница. — Владения урежу, соразмерно. И с Бессмертным поговори, он вроде из-за людишек тут. Чтоб договорились! И ещё раз мои горы рушить начнёте — ТАК ЛЕГКО НЕ ОТДЕЛАЕТЕСЬ!!! — громыхнула она. — Придурки! — припечатала берегиня, исчезая.
— Мда-а-а…. — протянул я.
— И не говори, — поддакнул Йын. — А она любовница твоя, Бессмертный? — уточнил он.
— Нет, была, — не стал развивать тему я. — Ты, сукин Йын, какого лешего нас на хребет перенёс?!
— А какого лешего ты за мной по хребту гнался?!
— Ни хера не аргумент!
— Хера аргумент!
— Херовый, сам не споришь, — отметил я, а пока Йын щёлкал клювом, на тему придумать ответ, перешёл к делу. — Так, хорош хренью маяться. Или виру Малахитнице не признаёшь?
— Да признаю, — сморщился Йын. — Какие все серьёзные — сил нет! Какого хрена тебе от меня надо?!
— Нет. Какого хрена тебе от поселений надо?
— И всё?!
— Мог и выслушать! А не всё вот это вот! — резонно отметил я.
— Ты рощу мою выдернул!
— Она мне променад совершать мешала, — надменно отпарировал я.
— Это моя земля!
— Наполшишечки! А на остальные пол — Малахитницы. И людей тех же! Что тебе от них надо?
— Наказываю я их, по правде!
— Мдя?
— Да!
— А детали? Интересно, — заинтересовался я.
В общем, выдал Йын такой расклад: он, в принципе, и вправду дух-шутник, трикстер. Хулиганство и розыгрыши, шутки. Но, если вслушаться-вчувствоваться выходило, что вера людей его… несколько переформатировала. Превратив из вольного бродяги в духа места. Сначала нечистик обрадовался — энергии дохрена и всё такое. А потом, ещё до «исхода», как обозначил он, обиделся. Крепко, потому что покинуть места, где «его власть», без серьёзных потерь не мог. А сорняк вообще оказался к нему намертво прикручен, и тут Йын аж надулся, рассказывая, как он вывернулся — так-то он вообще должен торчать рядом с сорняком, но он… Таскал сорняк с собой, хех.
Ну это преданья старины глубокой, хотя к человекам насильно переформатированный Йын не воспылал человеколюбием. И шутил весьма чёрно, до исхода. В небывальщине «отошёл», но прорвавшись в материю — оказалось, что над «его» местом, помимо поселений — власть Малахитницы.
Тут, кстати, довольно занятный момент — берегиня гор до исхода ограничивала свою власть самыми глубинами и недрами. А вот сейчас «расширила территорию», видимо, за счёт «раннего появления», когда нечисти на поверхности толком и не было.
При этом, «по правде» у Йына-то и претензий не было: кто успел, того и тапки, в данном случае — горы и плоскогорья. И против власти Йына Малахитница не возражала, оставляя часть хребта «за ним», с условием не «безобразить». Но у Йына и леса немалый шмат, откуда он выпнул лесную нечисть с шутками и прибаутками.
И затеял довольно мифически-оправданную проверку «людишкам». А именно, в виде нищего скомороха стал канючить у селений «попить-поесть, потрахаться завернуть».
Насколько корректно он это канючил — чёрт знает. Но реакция во всех трёх селениях была такова, что «по правде» — он их вправе извести. Но изводить не стал, а стал «шутки шутить», изводя. При этом, энергии тратя, как я подметил, в разы больше, чем с шуток имел. Чисто «по приколу», что указывает на его истенную суть трикстера лучше всяких ощущений. Так-то нечистики над энергией трясуться только так.
— В общем, не хрен их изводить, — вынес я вердикт.
— Вира, Бессмертный! — надулся Йын. — По правде — виноваты они!
— Виноваты. Но не до потери дома. Где они, по правде, ДО тебя жили, — припечатал я, на что нечистик поморщился.
— Ладно, приму виру, — надулся он.
— А какую — не скажешь, вот и будут они опять виноваты, — оскалился я. — Кривда, Йын!
— Зачем ты такой серьёзный?! — возмутился нечистик. — Ладно, ладно. Пусть шутят и глупости творят. Тогда помилую, — сложил он лапы. — А то тошно от их постных рож.
— Ну что засранцы и говнюки — сложно спорить, — признал я. — Но это — не вира ни хера. Давай какие-то дни дурака, что ли, определять. И какие жертвы тебе, какая отдача им. А лучше — с ними поговори.
— Не хочу с ними! — говнился Йын.
— Скотина недоговороспособная, — сетовал я. — Ладно, давай условия и прочее.
Ну и стали составлять правила «проживания рядом с сукиным Йыном». Два часа убили, составили. Ну… терпимо. Жить можно. А не захотят — пусть валят, а то реально рожи постные и запорные, хех.
И свалил Йын в небывальщину, словом заверив правила дурацкие. Прощаться не стал, но ручкой сдел.
— Записала? — полюбопытствовал я.
— Угу. А смешно вышло: «Пришёл лесник и выгнал всех из леса»:-D
— Ну да, забавно, — фыркнул я.
А дальше — объехали поселения, выдали инструкцию по эксплуатации Йына. Рожи ельфья и гнумья, при прочтении «петухом орать, в голом виде скакать» — порадовали, хех.