Кира избегала ее как могла, но старуха, казалось, нарочно подлавливала ее в людных местах. Как-то, после очень удачного семинара, Кира шла в окружении своих студентов. Ползущая навстречу Софья Моисеевна привычно подняла брови:
– Кира! Где же твоя чудная фигурка!
Студенты зашептались за спиной. И тут Кира взорвалась:
– Софья Моисеевна, я стала старше! А годы никого не красят, вы же это тоже заметили, не так ли?
Софья Моисеевна, казалось, оторопела. Студенты затихли. Софья Моисеевна повернулась и молча двинулась дальше.
Кира быстро распрощалась со студентами и убежала на улицу. По дороге домой она вспоминала свои дерзкие слова и мучилась – с одной стороны, она все сказала правильно. Она уже не девочка и не студентка, чтобы ее можно было так унижать. С другой – нахамить самой Софье Моисеевне!
Но, оглядевшись, Кира стала замечать, как отношение к старухе меняется. Секретарша кафедры, подняв телефонную трубку и выяснив, что звонит Софья Моисеевна, закатывала глаза. Заведующий кафедрой уже не советовался с ней, как прежде. Студенты позволяли себе хихикать на ее лекциях.
После того случая Софья Моисеевна долго делала вид, что не замечает Киру. Потом, правда, пришлось заметить и заговорить – Кира ехала в питерское издательство, и Софья Моисеевна передала с ней рукопись.
Кира приехала к ней вечером – перед поездом. Софья Моисеевна впустила ее в прихожую и начала ядовито расспрашивать – как поживает диссертация, скоро ли она будет готова.
– Ты подавала такие надежды, Кира! Как жаль, что ты оказалась неспособна к научной работе. И знаешь, вчера звонила Анна Владимировна. Она сказала, что твой последний перевод оказался совершенно никудышным…
Кира знала, что Анна Владимировна, редактор издательства, никогда не сказала бы ничего такого, но тупо молчала. Софья Моисеевна продолжала:
– Мне очень обидно, что так вышло. Ты – мой педагогический брак, Кира!
Она царственным движением протянула Кире увесистый сверток и четко выговорила:
– Счастливого пути!
Торопясь на поезд, Кира яростно думала – больше никогда. Не приду. Не позвоню. Никогда и ни за что на свете.
Иногда она все-таки заставляла себя набрать номер Софьи Моисеевны и бодро сказать:
– Добрый день, Софья Моисеевна! Это Кира. Как вы поживаете? Как самочувствие?
И в ответ слышала неизменное:
– Неплохо, Кира. Как ты поживаешь, я не спрашиваю – ты же при дочерях по-прежнему…
Это «при дочерях» старуха выговаривала издевательски-четко. Кира краснела, торопливо прощалась, а потом плакала и снова давала клятву больше никогда Софье Моисеевне не звонить.
«При дочерях» не давало Кире покоя. Когда девочкам было полтора, Кира после долгого перерыва принимала участие в конференции. Перед началом к ней подошел именитый профессор, который был ее вторым оппонентом на дипломе. Снисходительно улыбнувшись, он сказал:
– Ну, и чем вы сейчас заняты?
Кира смутилась. Она чувствовала себя страшно неловко – беспокоилась за оставшихся с мамой девочек, волновалась за свой доклад, переживала, что костюм сидит по-дурацки – все складки сразу видны. И от смущения и неловкости сказала:
– Я при дочерях сейчас…
Оказавшаяся рядом Софья Моисеевна громко хмыкнула.
Доклад Киры оказался на редкость неудачным. Она сама почувствовала это с первых своих слов, растерялась, еле-еле дочитала текст до конца и скорей убралась с кафедры.
Бродя по залу после конференции, она услышала ядовитый голос Софьи Моисеевны:
– Ну что поделать! Она ведь теперь всего-навсего при дочерях! Ничего, хотя бы как мать она удалась…
Девочки ушли в школу. Кира сидела дома и растерянно перебирала бумаги. Завтра похороны. Но она уже решила, что никуда не едет. Конечно, не едет. Глупо уезжать на два дня. Билеты стоят безумных денег. Да и время дорого. Такая стажировка, как сейчас, ей больше не подвернется. Ничего, что университет совсем маленький. Зато сама стажировка восемь месяцев, да еще и девочек получилось взять с собой. Кира устроила их в школу, и они уже довольно бойко объяснялись на чужом языке. Программу русской школы они выполняли по вечерам. Дел было много, но вдали от московской суеты все трое как-то стали еще ближе друг к другу, и Кира была довольна и счастлива.
Завтра похороны. Софью Моисеевну похоронят без нее.
Коллеги и общие знакомые вряд ли заметят Кирино отсутствие. Не такая уж она важная птица. А если и заметят – то поймут и не осудят. А если и осудят – наплевать. Так всегда говорил Кире муж.
Пора уходить. Профессор чужого университета ждет ее.
А может, поехать?
И тут Кира приняла решение. Бросилась к компьютеру, нашла билеты, оплатила, не глядя на цены. Позвонила мужу и сказала, что выезжает. Его голос был озадаченным и недовольным: