— Наконец поймали! Откуда он такой ловкий вылез?! — приговаривал пастух, что собирался покончить с, по его мнению, пустым.
— Постойте! — выкрикнул Эльдман. — Не убивайте меня! Я сдаюсь.
— Вы поглядите, он разговаривает, — пастух замешкался наносить удар.
— Вот диковина, говорящий пустой, — пристально рассматривал бледного юношу один из них.
— Пустая твоя башка, он сожрал нашу девку вот и очухался! Дважды вернулся с того света. Что же нам с ним делать?
— Простите меня, — вновь обратился к ним Эльдман. — Это всё большое недоразумение, я не знаю, как сюда попал, и что произошло. Но уверен, мы сможем договориться как цивилизованные осквернители.
За эти слова, один из пастухов ударил Эльдмана ногой по челюсти, за которую он так переживал.
— Закройся! С живыми будешь договариваться, они куда сговорчивее.
— Если зарубим его, кроны нам это не вернет, — досадно произнес пастух, разглядывая тело женщины. — Эта баба ещё лет пять могла рожать, ей цена сто пятьдесят тысяч, не меньше. А за такие деньги с нас мясо до костей снимут и повесят болтаться у въезда в город.
— В таком случае, предлагаю отдать его под суд. Раз к нему вернулся рассудок, так пусть он и отвечает перед кровавым лордом. Мы ж не виноваты, что он такой резвый оказался, и через забор перемахнул.
— Да, если обвинительный документ получим, все камни полетят в него. Тогда решено, тащим мерзавца к судье.
С Эльдмана сняли ржавые доспехи и вместо них нарядили его в деревянные колодки. Считая, что ему ещё повезло, Младший покорно плелся за двумя пастухами, что покинули ферму и отправились в город к судье. Эльдман впервые оказался в городе мертвых, а потому даже колодки не мешали ему смотреть по сторонам. На выложенных брусчаткой улицах разъезжали кареты запряженные мертвыми лошадьми, неспешной походкой прогуливались одетые в наряды восемнадцатого века оскверненные. Все в красивых платьях и париках, что скрывали лысые черепа и гнилую плоть. Чтобы мрачный вид жителей не выделялся на фоне ухоженного города, здесь не было фонарей и факелов, а все здания были выполнены в готическом стиле. Крыши домов имели пирамидную форму и острые шпили, а на их парапетах восседали разнообразные горгульи.
Облаченные в черные плащи осквернители привели Эльдмана к большому зданию, которое высокими витражными окнами напоминало католическую церковь. Внутри неё царила столь густая тьма, что даже покрытые зеленой пеленой глаза не могли рассмотреть, что она скрывала. На первый взгляд, церковь была совершенно пуста, но отовсюду доносились странные шорохи и пощелкивания. Преодолев длинный зал с деревянными скамейками, двое пастухов бросили Эльдмана к покрытой таинственными рунами каменной плите. Руны замерцали зеленым свечением, и Эльдман ощутил, как неведомая сила заставила его воспарить над полом. Массивный камень оказался столом судьи, из-за которого на бледного юношу уставилось два десятка черных глаз. Местным судьей оказался жуткий арахнид, в черном костюме и париком на голове. Он был чем-то средним между человеком и насекомым. Над его головой парила надпись «Древний судья Архинист 37 ур. 6225 ОЗ».
— В чем обвиняется эта нежить? — медленно, словно пережевывая каждое слово, спросил судья, и протянул пастухам неестественно длинную конечность.
Те покорно поклонились ему и преподнесли в дар несколько живых кроликов. Судья Архинист с большой радостью принял дар, и тут же закинул одного кролика в омерзительную пасть, а другого бросил в темноту за своей спиной. Из темноты донеслось громкое копошение и чавканье.
— Этот прохвост, — указал на Эльдмана один из пастухов, — проник на ферму кровавого лорда Зирота и убил одну из его женщин. Имеется в виду живую.
— Она больших денег стоила, двести тысяч, — добавил второй.
Эльдман с осуждением посмотрел на обвиняющую сторону, ведь он прекрасно слышал, во сколько они оценивали женщину в амбаре. Однако сказать ничего не решился, он прекрасно знал, как работает судейская система. Да и кроликов при себе не было.
«Ну вот», подумал он. «Не успел выйти сухим из истории с черным драконом, как вновь оказался по шею в дерьме. Подумать только двести тысяч. Да я за неделю всего пятьсот монет насобирал».
— Как это произошло? — поинтересовался судья, двигая мерзким членистообразным ртом из которого выпадали остатки кролика.