Учитывая важность всего этого дела, мы со своей стороны приняли меры к детальной разработке Окорокова и устанавливаем за ним наблюдение. Вас просим дать указания „Иванову“ ни в коем случае ни на какие провокации — звонки и записки — не идти».
Окороков утверждал, что вовсе не преследует Третьякова:
«Третьяков был привлечен к сотрудничеству мною. Это было еще в 1930 году. Я изредка встречался с Третьяковым, который меня информировал по некоторым вопросам. Третьяков по обыкновению, нуждаясь в деньгах, просил взаимообразно.
Третьяков теперь часто уезжает из Парижа в Швейцарию, так как он каким-то образом установил, что у швейцарской фирмы „Броун Бовери“ находится около полутора миллионов франков, переведенных фирмой Третьякова из Москвы в 1916 году.
Но, начиная с июня 1931 года, я встречаться с Третьяковым избегаю, так как мне передали предостережение, чтобы избегать Третьякова вследствие его нелояльности».
Связной Третьякова доложил в Москву:
«Окороков не только не оставил „Иванова“ в покое, но продолжает засыпать его угрожающими письмами. Вы в свое время говорили мне, что Окорокова можно забрать домой. Я полагаю, что это единственный исход и необходимо сделать это немедленно, иначе возможны самые неожиданные последствия.
Окороков, как я вам говорил, просто жулик, который хочет заставить „Иванова“ работать на себя. Сам он никаких сведений иметь не может. Я настаиваю на том, чтобы вопрос этот был решен немедленно. Не забывайте, что из-за какого-то Окорокова ставится под удар целая организация».
Но парижский резидент своего мнения о Третьякове не изменил:
«Получаемые им от нас сейчас сравнительно большие деньги его только еще больше развратили, и деньги, которые мы на него тратим, просто-напросто выброшены на ветер. Из „Иванова“ ничего путного не выйдет.
Мне совершенно непонятно, чем вы руководствуетесь, когда вы с такой патетичностью утверждаете, что из него может выйти источник и что его можно заставить работать, в то время, когда мы, то есть те, кто с ним непосредственно связан, категорически утверждаем обратное. Я отнюдь не хочу этим сказать, что правда на нашей, а не на вашей стороне, не такие я и Поль умники, чтобы не грешить и не ошибаться, но если бы вы были более последовательны, то после того, как мы в течение почти года не сумели его заставить работать, вам надо было бы его от нас забрать и передать кому-либо другому, ибо наша связь с ним, с нашей точки зрения, никаких результатов не даст.
Я сейчас больше, чем когда-либо, убежден в том, что связь эта ничего не даст, не потому, что „Иванов“ не хочет, а только лишь потому, что „Иванов“ ничего не знает. Цепляться за выдохшегося источника — это политика страуса. Источник давно выдохся и просится на покой, а мы за него держимся. А под боком вырастает заговор… Выдохшегося источника надо безжалостно ликвидировать.
Ни я, ни Поль заставить „Иванова“ работать, очевидно, не сумели. Ежемесячно платить 200 долларов и ничего не получать — полная бессмыслица. Поэтому если вы уверены в том, что из него можно сделать источника, вам надлежит его передать кому-либо другому».
Москва ответила нейтрально: «„Иванова“ в дальнейшем будем именовать УЖ/1. За последнее время мы отмечаем то, что материалы УЖ/1 стали гораздо более интересными и конкретными».
Связной Третьякова доложил в Москву:
«Прилагаю очередной доклад „Иванова“ и обращаю ваше внимание на следующие обстоятельства:
1) „Иванов“ сильно пил и начал постепенно опускаться, чему способствовала нужда (он у меня в авансе в размере двухмесячного оклада, который я думаю ему теперь простить, иначе он не выпутается), он содержит две квартиры и две семьи.
Удалось привести его опять в нормальный вид, он бросил пить и с известным рвением принялся за работу.
2) Избрание Нобеля главой Торгпрома, с одной стороны, укрепило положение „Иванова“, а с другой, подняло престиж Торгпрома. В эмиграции к людям с деньгами питают всегда уважение, и к ним стекаются всегда всякие дела и предложения. Поскольку такие предложения теперь будут попадать к „Иванову“, то он может приобрести известный интерес.
С первым деловым предложением обратился к „Иванову“ генерал Туркул („Иванов“ дружен с Витковским и Туркулом — у последнего почти ежедневно завтракали). Туркул жаловался на бездеятельность РОВСа, на ничтожество Миллера и т. п. Им в противовес он ставил группы „молодых генералов“, которые действительно могут кое-что сделать, посылают людей в СССР и т. п. Они имеют людей, способных на теракты. Туркул спросил „Иванова“, может ли последний помочь им получить деньги на эти дела у Нобеля.