Все праздничные хлопоты взял на себя полковник Григорий Трошин, глава группы корниловцев, живших во Франции. 18 сентября, в субботу вечером, прошли всенощная и панихида в церкви галлиполийцев. 19 сентября, в воскресенье утром, устроили молебен с выносом знамен после литургии в Александро-Невском соборе в Париже.
Прибыли представители других частей белой армии. Развевались знамена. Стоял почетный караул. Корниловцы хорошо подготовились, собрали деньги и вечером в воскресенье устроили торжественное заседание. Закатили банкет. Главную скрипку, естественно, играл Николай Владимирович Скоблин. На празднование пригласили видных гостей.
Деникины лето проводили в местечке Мимизан вблизи Атлантического океана. Оставив жену и дочь наслаждаться теплой осенью на побережье, Антон Иванович приехал в Париж. Пропустить такой праздник он не мог.
На торжественном заседании в Галлиполийском собрании председательское место занял Скоблин, справа от него разместился Деникин, слева — Миллер. Присутствовали генералы Шатилов, Стогов, Кусонский, адмирал Кедров, войсковой атаман Всевеликого войска Донского Африкан Богаевский. Приехала дочь Корнилова — Наталья Лавров-на Шапрон дю Ларре. Она давно жила в Брюсселе. На вокзале Гар дю Нор ее встречали Скоблин с Плевицкой.
Николай Владимирович руководил всем празднеством. Его бывшие командиры и соратники по белой армии за полтора десятка лет жизни в эмиграции сильно постарели. Он же выглядел прекрасно. Ему было всего 45 лет.
Миллер и Деникин, выступая, превозносили подвиги корниловцев. Газета «Возрождение» поместила подробный и благожелательный отчет о банкете, прошедшем весьма торжественно: «Заключительную речь произнес командир Корниловского полка генерал Скоблин, в прошлом начальник Корниловской бригады, а потом и дивизии. Генерал Скоблин состоит в полку с первого дня его основания; он — один из совершенно ничтожного количества уцелевших героев-основоположников. В его обстоятельной и сдержанной речи были исключительно глубокие места. Глубокое волнение охватывало зал, склонялись головы, на глазах многих видны были слезы. На вечере, как всегда, пленительно пела Надежда Васильевна Плевицкая».
Это был ее последний концерт. Никогда больше она не выйдет на сцену. Не услышит аплодисментов. Не увидит слезы на глазах благодарных и восхищенных слушателей… Пройдет всего несколько дней, и рядом не останется ни одного друга, ни одного близкого человека. И в устремленных на нее глазах она прочитает только ненависть и презрение.
Впоследствии впечатления от банкета будут иными. И от Скоблина: «Небольшого роста, худой, хорошо сложенный, с правильными, даже красивыми чертами лица, с черными, коротко подстриженными усами, он производил бы вполне благоприятное впечатление, если бы не маленькая, но характерная подробность: Скоблин не смотрел в глаза своему собеседнику, взгляд его всегда скользил по сторонам».
Деникин своему биографу говорил, что Скоблина в Гражданскую войну считали человеком очень храбрым. Но «он отличался холодной жестокостью в обращении с пленными и населением… В полку его недолюбливали, осуждали за карьеризм и за неразборчивость в средствах… Но в суровые дни и однополчанам, и начальству приходилось прежде всего считаться с воинской смекалкой Скоблина, закрывая глаза на его недостатки. По инерции это отношение к Скоблину сохранилось и после Гражданской войны. В памяти его бывших соратников, попавших в эмиграцию, неприятности сгладились и остались воспоминаниями о молодом и храбром офицере».
И о Плевицкой — когда ее посадят на скамью подсудимых — тоже вспомнят иначе: «Необразованная и малограмотная, она была чрезвычайно умна и обладала тем свойством талантливой актрисы, которое давало ей возможность при желании перевоплощаться то в беспомощную, слабую, простую, доверчивую и добрую женщину, то в существо твердое, как кремень, где человеческое чувство жалости и сострадания отбрасывалось в сторону, где доминировал холодный расчет».
Торжества завершились. Но некоторые почетные гости задержались в Париже. Дочь Корнилова уезжала в среду, 22 сентября. Скоблин и Плевицкая обещали ее проводить. Скоблин попросил и адъютанта полка капитана Петра Григуля с женой приехать на вокзал.