Его освободили, снабдили документами на имя Эдуарда Оттовича Стауница, включили в операцию «Трест» в качестве одного из руководителей МОЦР — финансового директора. Историки обращают внимание на рекордное количество агентуры в этом деле — чекисты включили в работу полсотни человек.
Чекисты позволили Захарченко и Радкевичу благополучно пересечь границу в обратную сторону, чтобы они убедили Кутепова в реальности подпольной организации. Работали с ними в Москве очень активно. Демонстрировали возможности мнимого Монархического центра. Помощник начальника контрразведывательного отдела ОГПУ Владимир Стырне 5 февраля 1925 года доложил Артузову об успехе операции «Трест»:
«Офицерские союзы в данное время, по сведениям, почерпнутым из разных источников, находятся в состоянии распада. Трест же продолжает переписываться и сохраняет прежние хорошие отношения и с Кутеповым, и с Ник. Ник., и с Врангелем…
Чувствуя шаткость своего положения, Кутепов вызвал племянницу в Париж для своей поддержки, которая, конечно, внесет еще большую путаницу в создавшуюся обстановку, сумеет одновременно должным образом рекламировать Трест, и тем самым мы в Кутепове будем иметь еще более преданного нам человека, а в лице племянницы мы будем иметь такого человека, который будет всегда идти против интервенции, с другой стороны, рекламировать Трест, и, кроме того, будет такой сотрудницей, которая выполнит любое наше поручение с полной готовностью и с абсолютной точностью».
Стырне оказался прав. Захарченко убедила Кутепова в надежности МОЦР и вернулась в Москву. У нее начался роман с Опперпутом. Чекисты поручили ему под любым предлогом отговорить ее от боевых операций. Но он чувствовал, что операция «Трест» близится к завершению. Опасался за свое будущее. В апреле 1927 года он рассказал Захарченко: МОЦР — чекистская подстава. 13 апреля они бежали в Финляндию.
Чекисты пытались свести к минимуму провал. Генерал Потапов отправил Кутепову письмо: Опперпут — провокатор ВЧК, ему нельзя верить. Но было поздно. 9 мая 1927 года рижская газета «Сегодня» опубликовала статью «Советский Азеф». 17 мая «Сегодня» поместила ответ Стауница. Он признался, что был агентом Лубянки, и подробно рассказал о «Тресте». Номер газеты пришел и в Париж. У эмиграции откровения Опперпута вызвали шок. Плевицкая и Скоблин с изумлением читали описание интриг, о которых они и представления не имели.
Опперпут и Захарченко взялись создавать Союз национальных террористов, обещая Кутепову громкие акции против советской власти. 31 мая 1927 года они втроем (третий — член боевой организации РОВСа Юрий Сергеевич Вознесенский-Петерс) перешли финскую границу. Поехали в Москву.
В ночь с 3 на 4 июня пытались взорвать общежитие чекистов — дом 3/6 на Малой Лубянке. Заместитель председателя ОГПУ Генрих Григорьевич Ягода в интервью «Правде» рассказал детали: террористы заложили взрывчатку и облили керосином пол, но взрыв удалось предотвратить.
На сей раз никто не старался сохранить им жизнь. Напротив, их искали. Опперпут, Захарченко и Петерс пытались уйти за кордон. Но безуспешно. В середине июля они погибли в перестрелках или покончили с собой, не желая сдаваться (см.: Независимое военное обозрение. 2005. № 37).
Смерть Врангеля
Кутепов делился с Деникиным своими планами подпольной работы. Антон Иванович не считал храброго генерала пригодным к конспиративной работе. Утверждал, что, едва узнав о «Тресте», заподозрил неладное. И оказался прав; эту историю подробно описал сражавшийся под началом Деникина и ставший его биографом Дмитрий Владимирович Лехович в книге «Белые против красных. Судьба генерала Деникина».
Лехович семнадцатилетним юношей поступил вольноопределяющимся в Добровольческую армию. Из Галлиполи — через Сербию, Францию, Англию — добрался до Соединенных Штатов, где поступил в Колумбийский университет. Он беседовал с генералом, когда после Второй мировой войны тот переехал из Франции в США. Потом вдова Деникина разрешила ему ознакомиться с семейным архивом. Книга Леховича вышла в России, когда автору исполнился 91 год!
«Из рассказов Александра Павловича Кутепова, — вспоминал Деникин, — я начал выносить всё более и более беспокойное чувство».
Однажды Антон Иванович сказал ему:
— Нет у меня веры. На провокацию всё похоже.
Кутепов возразил:
— Но ведь я ничем не рискую. Я «им» не говорю ничего, слушаю только, что говорят «они».