Это же явление проявилось и во Втором Риме – Византии, которая была по культуре вроде бы эллинской, но на самом деле в ней преобладали черты иных, по преимуществу семитских и тюркских культур.
Люди, к ним принадлежавшие, реализовывали свои, глубоко чуждые духу эллинизма устремления под эллинской оболочкой. Византия была воплощенным противоречием, сплошной обманкой, внутри нее кипели раздирающие ее силы.
Но она все же долго жила – и успешно противостояла натиску многих народов. И замечательно, что именно Византия сделала знаменательный шаг на пути примирения республиканского и имперского начал, вернее, внесения элементов республиканизма в имперское устройство.
Это проявилось, в частности, в обычае, не дошедшем, правда, до силы закона: если император ссорился с народом на ипподроме, он должен был сложить с себя корону или примириться с народом, начать немедленно осуществлять те мероприятия, которые он вынужден был пообещать народу.
Конечно, бывали случаи вопиющего нарушения этого обычая – достаточно вспомнить Юстиниана. Но в конце концов в любой республике возможны (и порой бывали вполне успешными) попытки захвата власти.
Такой обычай был сдерживающим началом, не позволявшим власти далеко отходить от народа. Сама обстановка в Византии складывалась так, что единая культура была невозможна, а эллинизм скрывал под собой, как уже сказано выше, совсем иные, противоречащие ему устремления и формы.
И потому при всем его (эллинизме) доминировании, при всей его силе нельзя считать его единой культурой. Это не давало возможности заложить монолитный по культурному типу государственный фундамент.
Но сама идея внесения элементов республиканизма в империю заслуживает внимания еще и потому, что на нашу культуру в свое время весьма сильно повлияла Византия. И ее наследие до какой-то степени живо и сейчас.
Особенно замечательно в этой схеме то, что здесь идеи народного представительства соприкасаются с идеями целостности культуры.
Сама по себе связь республиканизма и национализма понятна: республиканизм есть устройство, при котором (теоретически) в проблемы государства вовлечены все люди.
Но при всех процессах, в которых осуществляется воля народа (выборы, антивыборы, то есть выражение недоверия и тому подобное), неизбежно блокирование людей, одинаково настроенных и желающих активно пропагандировать свою позицию, проводить в жизнь то, что вытекает из их точки зрения.
Это не всегда выражается во внешней стандартизованной форме (партии, блоки), но просто проявляется как инстинктивное тяготение друг к другу людей, принадлежащих к единой культуре.
Естественно, что нередко такое тяготение оформляется в те или иные формы, близкие к партийным, и на их окраине появляются всевозможные экстремистские группировки.
Поскольку культуры складывались на национальной основе, среди таких движений (и, соответственно, их экстремистских окраин) должно быть немало националистических.
Поэтому испуг наших «демократов» по поводу иных жестких высказываний объясняется только их полным незнанием республиканизма как явления.
Итак, к чему мы пришли? То, что цементирующим началом России, как бы она ни называлась – Российская империя, СССР, СНГ, РФ, является русская культура, вряд ли необходимо доказывать.
Следовательно, надо охранять эту культуру от внутреннего перерождения. Подчеркиваем: именно культуру, дабы не вставал вопрос о национальности на «родоплеменном» уровне.
Проникновение каких-то элементов в русскую культуру шло, идет и будет идти всегда, это процесс естественный.
Но, как уже было сказано, бывают культуры, как группы крови, совместимые и несовместимые. И если в русскую культуру попадут противоречащие ей элементы и начнут усиленно действовать, она может рухнуть.
И здесь неоценимую помощь могут оказать именно республиканские институты.
Благодаря им народ может сказать свое веское слово и отозвать или не допустить к выборам тех, кто чужд по духу преобладающей и формирующей государство культуре.
И это будет самым действенным актом, охраняющим государство.
Другое дело, что сама культура нуждается в охране, ибо в 2000-е годы на Западе изобрели много способов воздействовать на культурные стереотипы нации. И в данном случае необходима государственная охрана СМИ, Интернета, радио и телевидения от такого воздействия.
Именно такую охрану (хотя и в ограниченной области, относящейся, как правило, к Интернету) пробуют осуществить во Франции после терактов 2015 года, испытывая острую нехватку в специалистах и не рискуя привлечь на сторону сил правопорядка волонтеров.