– А драгоценности?
– Несессер с драгоценностями исчез, месье Пуаро.
– Еще один момент, месье. Состояние вашей дочери… к кому оно переходит после ее смерти?
– Флосси написала завещание вскоре после свадьбы, оставив все своему мужу. – Он нерешительно помолчал и продолжил: – Я могу также сообщить вам, месье Пуаро, что я считаю своего зятя бессовестным негодяем и что, следуя моему совету, моя дочь уже готовилась развестись с ним… без каких-либо осложнений. Я открыл дочери специальный банковский счет, чтобы только она при жизни могла распоряжаться этими деньгами, и, хотя они уже несколько лет жили отдельно, зять частенько просил у нее денег, и она не отказывала ему, предпочитая избегать скандалов. Но я решил положить этому конец, и мои адвокаты уже начали бракоразводный процесс.
– А где сейчас месье Каррингтон?
– В Лондоне. По-моему, вчера он ездил за город и вернулся только вечером.
Немного поразмыслив, Пуаро сказал:
– Полагаю, это все, что вам известно, месье.
– Возможно, вы хотите поговорить со служанкой, Джейн Мейсон?
– Если не возражаете.
Холлидэй позвонил в колокольчик и отдал короткое распоряжение лакею.
Пару минут спустя в комнату вошла Джейн Мейсон, почтенного вида женщина с резкими чертами лица. Вопреки трагической ситуации она держалась с тем невозмутимым спокойствием, которое обычно отличает только хорошую прислугу.
– Вы позволите мне задать вам несколько вопросов? Вчера утром перед отъездом из Лондона ваша госпожа вела себя как обычно? Возможно, она была чем-то взволнована или взбудоражена?
– О нет, сэр!
– А в Бристоле она уже вела себя совсем иначе?
– Да, сэр, она выглядела ужасно расстроенной… так нервничала, что казалось, не знает, что говорит.
– А что именно она говорила?
– Ну, сэр, насколько я могу припомнить, она сказала: «Мейсон, я решила изменить свои планы. Случилось нечто особенное… я хочу сказать, что не намерена выходить здесь. Я поеду дальше. Возьми багаж и сдай его в камеру хранения; потом отдохни, выпей чаю и подожди меня на вокзале». – «Подождать вас здесь, мадам?» – уточнила я. «Да-да. Не уходи со станции. Я вернусь встречным поездом. Не знаю точно когда… возможно, поздно вечером». – «Слушаюсь, мадам», – ответила я. Мне было не по чину задавать вопросы, но я очень удивилась.
– Такое поведение было необычным для вашей госпожи, не правда ли?
– Очень необычным, сэр.
– И что же вы подумали?
– В общем, сэр, я подумала, что во всем виноват джентльмен, стоявший в ее купе. Она не разговаривала с ним, но один или два раза оборачивалась к нему, словно хотела спросить, правильно ли она все сделала.
– А вы не видели лица этого джентльмена?
– Нет, сэр. Он все время стоял спиной ко мне.
– Можете вы в общих чертах описать его?
– На нем было светлое бежевое пальто и дорожная шляпа. Вроде бы он был высокий и стройный, и волосы у него на затылке были темными.
– Вам он не показался знакомым?
– О нет, сэр, по-моему, я не встречала его прежде.
– Это не мог быть случайно муж вашей хозяйки, мистер Каррингтон?
Мейсон выглядела слегка испуганной.
– О, я так не думаю, сэр!
– Но вы не уверены?
– Конечно, тот мужчина был примерно одного роста с хозяином, сэр… но я и подумать не могла, что это был он. Мы так редко видели его… Я не могу утверждать, что в вагоне был именно он!
Пуаро поднял с пола какую-то мелочь, типа кнопки, и взглянул на нее с явным недовольством; затем он продолжил:
– Возможно ли, чтобы этот человек сел в ваш поезд в Бристоле до того, как вы вышли на платформу?
Мейсон задумалась.
– Да, сэр, думаю, возможно. В моем вагоне было много народу, и я смогла выйти из него только спустя несколько минут после остановки… кроме того, на платформе собралась толпа, что тоже задержало меня. Но в таком случае у него была всего лишь пара минут, чтобы поговорить с хозяйкой. Я считала само собой разумеющимся, что он перешел к ней из другого вагона.
– Да, это, конечно, более вероятно.
Все еще хмурясь, Пуаро немного помолчал.
– Вы знаете, сэр, как была одета хозяйка? – спросила девушка.
– В газетах упоминались какие-то детали, но я предпочел бы, чтобы вы подтвердили эти сведения.
– У нее была белая лисья шапка, сэр, с полупрозрачной вуалью, покрытой белыми пятнышками, и голубой ворсистый костюм… вернее, того голубого оттенка, который теперь называют «электрик».