Конечно, многие просто уйдут, попытаются податься в чужие цеха, да только кому они там нужны? Благородным, в общем и целом, были рады везде, умельцы нужны были в каждой семье. Необразованным плебеям же была уготована участь в лучшем случае стать рабом при каком-нибудь богатом семействе и остаток жизни вкалывать за краюху хлеба, надрывая спину, или навечно оказаться заложником одного из "красных домов", о которых Техей слышал лишь краем уха. Словом, людей здесь не ждало ничего хорошего, и никто никак не мог понять причину такого предательства со стороны их госпожи.
Гвардейцам, врассыпную разбежавшимся по цеху, приходилось теперь отлавливать особо ретивых защитников родины, защищать петрамантов, повинуясь слово своей госпожи. Маленькими, сплоченными боевыми отрядами они патрулировали цех, в воздухе которого все еще чувствовалась остаточная влага, жалкие крохи того, что каких-то несколько часов назад было достоянием общины.
— Я не понимаю… — тряхнул головой Техей, пристально глядя на тусклый, крохотный огонек керосиновой лампы. — Зачем все это? Зачем она это сделала?
— Успокойся, Техей, — негромко отвечал ему Эол, разливая по жестяным кружкам горячий чай из тоннельных трав. — Сейчас ты все-равно никак на происходящее не повлияешь. Выпей чаю.
— И что мне, просто сидеть? И ждать? Чего ждать, Эол? Пока те люди вымрут или пока нас перережут во сне, а?
— Мысли у тебя правильные. Подход — нет. Так, слушай… Я расскажу тебе историю, идет?
Техей кивнул и принял из рук Эола горячую кружку. Мужчина сел рядом, на коврик с причудливым восточным узором, расстеленный внутри их крохотного жилища. Тускло сверкали отблески лампы на металлических стенах, выхватывали из темноты свернутые, перевязанные ремнями теплые спальные мешки, вручную сделанные мастерицами племени. Прихлебнув чая, Техей начал медленно, но верно успокаиваться, ощущение родного дома, родных жестяных стен, пусть и кочующих постоянно с места на место, помогало. В какой-то момент он перестал считать в уме, как делал это всякий раз, когда на него накатывало волнение, и Эол, увидев, как успокоились дрожащие, безумно бегающие глаза воспитанника, начал свой рассказ:
— Когда я был чуть старше тебя, дела обстояли куда лучше. Сейчас мы кочуем неделями, а то и месяцами, и встречаем одни заброшенные цеха да пустые магистрали. А в мою молодость здесь, на Плиосе, было куда больше людей. В пути ты часто встречал других путников, которые могли поделиться знаниями, рассказами, советами… Иногда, правда, и за ножи хватались. Но были люди. Гораздо больше.
— Они улетели? — спросил Техей, вызвав горькую улыбку на лице Эола. — Я слышал как Гелеф рассказывал истории про корабли, бороздящие космос.
— Нет, Техей, это все только сказки. Сам же знаешь, даже вертокрылы с дирижаблями не могут подняться выше неба, падают. Не бывает никаких кораблей в космосе. Слушай дальше.
Речь Эола полилась, словно теплый мед. Он умел рассказывать истории, и любил это делать — жизнь его, пусть даже он и преукрашивал многие ее эпизоды, была интересной и захватывающей.
Он рассказывал Техею о том, как в молодости стал частью дерзкого заговора. Звучало это еще опаснее, чем встречи с дикарями-из-труб, чем схватки с зубастыми, ужасающими химерами, а все потому, что враг в этот раз не был виден Эолу, но в то же время сам прекрасно видел его. Мужчина сражался с Архитекторами, и в бой их вел его добрый друг по имени Эхемнос.
— Дядя Эхемнос? — удивился Техей. — Да он же и мухи не обидит!
— Ты помнишь его? — усмехнулся Эол, положив ладонь на голову мальчишке. — Когда ты был маленький, мы часто виделись. Пока не разрушили железную дорогу.
Оказалось, что темнокожий, лысый мужчина из детских воспоминаний Техея вовсе не был таким добрым и дурашливым дядькой, каким он его запомнил. Если верить Эолу, это был храбрый, свободолюбивый и тянущийся к справедливости человек — в последнем и была самая большая его слабость, которая привела, в конечном итоге, к провалу всей затеи.
— Мы верили ему. Верили его словам о несметных богатствах Архитекторов, которые они наживают, грабя народы Плиоса. Да ты и сам, Техей, видел все своими глазами.