Вскоре коридор закончился, и процессия вошла в большой, но на удивление тихий цех. В огромном, кубической формы помещением с подвесными бетонными зданиями под потолком, жилые дома располагались вдоль стен. Вокруг все было увешано черными тканями, наподобие той, что аэроманты использовали в одежде и для того, чтобы замотать Техея, свою добычу. Люди здесь были немы, если кто-то и общался, то исключительно языком жестов. Маленькие дети не играли в привычные детские игры навроде салочек или пряток, а ходили строем за высоким аэромантом-учителем с белой повязкой на плече. Где-то наверху, на высоких шестах, торчащих повсюду, слабо развевались ленты из легкой, воздушной ткани — маленькое подтверждение тому, что свежий воздух все еще струится в этом мрачном, лишенном радости жизни месте.
В центре же цеха, занимая большую его часть, располагалась поистине гигантская, невероятно сложная конструкция из причудливо переплетенных между собой труб разных диаметров, вентилей, проводов, клапанов и отсеков. Чужак, даже при всем желании, не сумел бы разобраться в принципе работы чудовищной аэрационной установки, производящей кислород и до нужной степени обогащающей им воздух во всех ближайших цехах. И таких установок были сотни, тысячи и десятки тысяч по всей планете — затерянные среди бесконечных бетонных лабиринтов, но не забытые, окруженные своими мрачными, прагматичными последователями, что возвели машины и процесс аэрации до целого больного культа. Культа, где каждый, кто был в нем рожден, преданно и самозабвенно отдается ему и священным идеалам целиком и полностью, без остатка — не человек, а единица.
Техея принесли в одно из длинных бетонных зданий, что окружали аэрационную установку. Само здание также окружал двухметровый бетонный забор с колючей проволокой, а в полумраке, извечно царящем в цеху, виднелись черные на фоне бетонных потолочных перекрытий смотровые башни.
Когда-то обычное, скучное здание теперь выглядело как мрачный храм, посвященный божеству, о котором не принято даже думать в нормальном обществе. Стены украшали странные рисунки, изображающие исполинского, неописуемого зверя-химеру и маленькие фигурки людей вокруг него. Кроме этого, повсюду виднелся повторяющийся из раза в раз символ — два круга, соединенные между собой прямой линией.
Легкий ветерок развевал черные ткани, ниспадавшие с окон бетонного здания. Внутри слышался тихий шепот, стены длинного коридора, ведущего к молитвенному залу, были целиком и полностью исписаны мелким, аккуратным почерком — то были слова священного писания этих людей, переведенных на тайный язык культа, который не смог бы прочесть ни один чужак. В нем подробно описывался принцип работы священной установки, возможные неисправности и их коды ошибок, инструкции по ремонту и замене деталей. Когда-то, все это существовало и в бумажном виде, и это была причина, по которой люди все еще могли существовать на Плиосе, однако руководство к аэрационной установке занимало более шести тысяч страниц, и сохранить настолько огромный, многотомный труд на протяжении столь долгого времени было попросту невозможно. К счастью, писание передавалось из поколения в поколение, и тайна установки не могла быть полностью забыта.
Иерия Охимна, верховная жрица и смотрительница этого храма (цехами аэроманты свои поселения не называли), хранительница иеры — священной машины, быстрым, уверенным шагом прошла через весь зал, где тут и там кучковались люди в черных костюмах и противогазах. Этот зал был единственным местом во всем цехе, где людям дозволялось говорить, и на то были свои причины.
Охимна села на высокий, застланный ниспадающей черной тканью трон, жестом приказала кому-то из служителей храма завесить окна тканью. Тяжелые занавеси упали, закрывая собой окна, и зал окончательно погрузился в полумрак, освещаемый лишь тусклыми, висящими на разной высоте под потолком лампочками накаливания, развешанными на нем, казалось, абсолютно хаотично.
— Привести альба, — властно, коротко сказала она, когда убедилась в том, что помещение было достаточно хорошо изолировано от внешнего мира.