- Мешок! Что же в мешке? Руки тряслись, он не мог открыть заднюю дверцу машины. О, мадонна!
В мешке был труп Дуайнера. Перчини чувствовал, как по шее противными липкими струйками стекает холодный пот. Что же теперь?
Наконец возникла первая связная мысль. Мешок - в воду. И - назад, домой. Но что ждет дома? Думай, Джакомо, думай, уговаривал сам себя. Святая мадонна не даст тебя на поругание после... после стольких испытаний! Думай! Как же ты мог упустить из виду, что там еще остались штурман Баранов и его жена! В них - твое спасение. Потому что их спасение - в тебе. Перчини увидел себя благородным спасителем. Им восторгаются газеты, наперебой просят интервью известные комментаторы, ему платят за право передачи информации - он купается в деньгах и славе. Он становится заметной фигурой и так выходит из-под контроля Мастера. Убрать заметную фигуру сразу неудобно. Даже если удастся украсть у Мастера еще несколько лет- о, как он проведет эти годы! А там жизнь покажет. Впрочем, существует и прекрасная возможность оправдаться перед Мастером: на такое задание в одиночку не ходят. Вот, попробовал, а результат? А кому нынче можно довериться? Мастер человек трезвый, оценит все правильно, даже если и не подаст вида. Пусть теперь полиция ловит Зауриха - работа у нее такая: ловить. Перчини свое дело сделал: разоблачил Зауриха и обнаружил логово. Поймает полиция Зауриха - Мастер легко с полицией договорится.
К границе Перчини летел как на крыльях. Хорошо, светлоглазый бретонец с поста сменился. Перчини влетел в домик пограничников:
- Я должен немедленно связаться с Римом, дело государственной важности...
Взъерошенный, помятый вид Перчини безотказно подействовал на пограничников. Глаза горят, руки трясутся, явно у человека экстренное сообщение.
Перчини назвал телефонистке номер Мастера, но прежде попросил соединить с редакцией одной из газет. Дежурный редакции ответил сразу.
- Я хочу дать информацию, - захлебываясь словами, затараторил Перчини. - Похищенные граждане СССР, - пограничники недоуменно уставились на него, но при следующих словах вздохнули облегченно, - находятся в двадцати семи километрах от Рима на вилле президента страховой компании Хальта. Там же укрывается дельфиночеловек, известный под кличкой Заурих. Вы писали о нем... Садовника Шульца инженер-акустик Мауэр не убивал, это клевета людей Хальта. Потому что Шульца убрал сам Хальт.
- Ваше имя? - взволнованно спросили на том конце провода.
Перчини уже открыл рот, но что-то остановило его. "Ба! - подумал он. Это я всегда успею..."
- Кто вы? - настаивал собеседник.
- Свое имя я пока вынужден скрыть. Из соображений личной и государственной безопасности. - И Перчини повесил трубку.
Когда его снова связали с Римом, Перчини сказал:
- В дело вмешались власти. Видимо, покойный Шульц успел сообщить что-то полиции. Они вели свой поиск. Пусть пока уляжется шумиха. Пусть пока полиция попробует взять Зауриха. Я надеюсь, префект не станет возражать, если мы найдем способ сохранить Зауриху жизнь?
- Кто это - Заурих?
- Как кто? - Перчини крайне удивился. - Рыбочеловек... Мне пришлось срочно выехать во Францию. Мое убежище вполне надежно. Пока, - он обвел взглядом лица пограничников. - Увы, я без официальных документов, шеф, это было рискованно. Можно связаться с постом на тулонской трассе. И установить мою личность. Слышите, шеф?
Мастер ответил молчанием. Перчини, повесив трубку, спокойно сказал:
- Что, коллеги, где тут у вас можно хорошенько выспаться? Эти гонки за рыбочеловеком, видите ли...
... Утром следующего дня французские рыбаки в небольшом городе Пор-ле-Бук, что на берегу Лионского залива, выловили утопленника. Меж лопаток трупа торчала рукоятка кинжала, известного в свое время под названием "Все для Германии". Лишь сутки спустя удалось предположительно установить, что это труп Клауса Дуайнера, гражданина США. За щекой при вскрытии почему-то обнаружилась спрятанная редчайшая монета, английская гинея 1668 года. Вероятно, Дуайнер был убит из-за этой ценности.
5
Плетнев в очередной раз давал показания. Как давно знакомая патефонная пластинка проворачивались одни и те же вопросы, следователь даже не считал необходимым их варьировать. Плетнев в очередной раз рассказывал, как выходил из люка Вивари, как следом за ним поднимался Баранов, как он сам прыгнул в воду следом за Барановым, а за ним - Дуайнер, как они втроем поднимали тело итальянца-акустика, кто что сказал при этом и с какой интонацией. Не выдержал однообразия, спросил:
- Почему вы не проводите следственный эксперимент?
- То есть? - Немолодой, седеющий, чуть обрюзгший итальянец непонимающе глянул и в растерянности снял очки. Пальцы, казалось бы, привычно складывающие дужки очков, задрожали.
"Что его так насторожило? - удивился Плетнев. - Не может же столь опытный юрист не знать, что такое следственный эксперимент, как при следственных экспериментах повторяется ситуация".
- Мы снова поднимем тело, - не спеша объяснял он, - а вы будете вести хронометраж. При этом, во-первых, станет очевидным, мог ли кто-нибудь из нас, свидетелей, успеть убить Вивари, - итальянец сделал протестующий жест, но Плетнев не дал себя перебить. - Во-вторых, можно поэкспериментировать с аквалангистом, чтобы выяснить, могли ли мы видеть убийцу, занятые помощью Вивари, и, наконец, каким образом и как далеко он мог отдалиться за считанные мгновения.
- Это невозможно ввиду отсутствия штурмана Баранова.
Плетнев взглянул в глаза следователю. Штурман убран, выведен из игры, теперь даже простой следственный эксперимент, оказывается, невозможен. Кто же убрал Баранова, кому это выгодно?
И тогда Плетнев задал прямой вопрос: