- Его надо брать живым, - сказал Плетнев, - и судить, разоблачая тех, кто стоит за спиной Хальта. Хальт - только винтик этого хитроумного механизма. Разоблачения пойдут далеко, я уверен.
- Да, - согласился генерал, - мы будем говорить о новых ликах фашизма. Под воздействием миролюбивых сил он вынужден менять свою наследственную структуру. Но признаки остаются, их нельзя изменить. Я не говорю о режимах Пиночета или Фостера - эти откровенны в своем подражательстве "идеалам" фашизма. Концлагеря Чили или негритянские гетто Претории... Но разве, смотрите... Та же печально известная ложа П-2 - не тень ли Муссолини вдохновляет нынешние тайные организации на террор и насилие, сеющие страх. Уж не пользуются ли они известным приемом Геббельса - уважают того, кого боятся?
- А их грязные политические интриги, - невольно перебил генерала Плетнев, - как они напоминают политику наци до тридцать девятого года...
- Конечно. Взять, например, жажду переделывать мир по собственному усмотрению, заставить всех жить по своим требованиям и законам. Не фашистский ли это экстремизм? Не нацистская ли жажда экспансии? Истерия военной ядерной угрозы - это новый облик фашизма. Война за право диктата и господства, за право для избранных - жить, для неизбранных - умереть. Право силы, стратегия первого удара, новые формулировки, за ними - старое, историей избитое содержание. Мы много говорим о человечестве и его миссии. Но почему мы забываем о самом простом и великом предназначении людей на Земле - о миссии человечества представлять в этой части Вселенной разумную жизнь? Жизнь не только как форму и способ существования материи, а как форму и способ существования разума, сознания, мысли. Не в этом ли смысл? Не ради ли него мы должны бороться с войной, с фашизмом?
- Связь, экран! - воскликнул радист.
В наушниках слышались глухие команды Баруздина и редкие реплики Баранова - они брали Зауриха в кольцо. Но фигура Зауриха вдруг пропала.
- Что там, - поморщился Плетнев, - расселина? Донная яма?
Отозвался Баруздин:
- На дне обнаружена затопленная дизельная подводная лодка. Немецкая подводная лодка, - уточнил он через минуту. - Противник использует ее как убежище. Считаю целесообразным "Кальмару" дать нам свет прожектором, но не приближаться к лодке. Возможны магнитные мины.
Генерал и Плетнев молча смотрели на экран.
Баруздин, связавшись с "Кальмаром", вошел в старое железное нутро, фонариком шлемофона освещая путь.
- Володя, передай ребятам, пусть заходят с носа подлодки, я поведу его на них. И дай большой свет, чтобы он не улизнул.
В зеленой зыби, как черное привидение, проплыл Заурих. Баруздин сделал еще несколько шагов, чувствуя, как ударяются о палубу тяжелые подошвы Темная тень появилась сзади - обернулся: то был дельфин. Баруздин посторонился, и гладкое тело животного, сделав плавный пируэт, вошло в соседний отсек. И вдруг из отсека возникла белая свастика - будто кто-то с силой толкнул Зауриха в грудь, он падал навзничь, прямо на Баруздина. Но в последний момент, когда водолаз был готов схватить Зауриха, тот сделал кувырок через голову и ушел в сторону. И тут Баруздин >видел пробоину, которую никто не контролировал.
- Баранов, Баранов, он всплывает!
Мимо прошла пара дельфинов, за ними еще одна. Следом за дельфинами, вдогонку за Заурихом, ушли легкие аквалангисты с "Кальмара". Баруздин видел, как сферический аппарат развернулся и начал подъем.
МОНОЛОГ III
Почему они не хотят убить меня? Это же так просто - я один, их много... Хальт предал меня, предал окончательно. Я потерял из-за него все. Даже Анну, которую едва нашел. Но почему они меня не убивают? Разве им не нужна моя смерть? Или они хотят отдать меня дельфинам? Чтобы те уничтожили меня? Нет, нет... Я еще уйду от них! Они хотят поймать меня, посадить в клетку и показывать как чудовище? Я человек... Но тогда почему они не убивают меня? Почему этот, внизу, топает по дну и не стреляет в меня, не взрывает меня на месте? Я же вижу, у него есть гранаты. Что же это? Им не нужна ни моя жизнь, ни моя смерть? А... черномордые пожаловали... Нет, обратно в подлодку я не пойду, не загоните! Хотите, чтобы я шел к берегу? И туда мне нельзя... Я должен всплыть. Надо драться. У меня тоже есть герметизированные снаряды... Я забросаю ими вас. И вам капут, капут, капут... Ну, начинаем? Я подорву ваш рождественский шарик! Черномордые, куда вы хотите увести меня? Я не пойду на берег, лучше смерть... Смерть... Что это такое? Это просто - я много раз видел, как это происходит. Это просто - пена у губ, кровавая пена у губ, стеклянные глаза, немного конвульсий. Со мной будет так же. Нет, так я не хочу. Но ведь я не могу умереть! Я почти неуязвим, на мне плотная кожа, я как Зигфрид, омытый кровью дракона. Нет, не дракона. Та кровь была другая. Чья на мне? Вивари, рыбаков, еще каких-то людей, не помню...
Мне никогда не было страшно. Хальт, Хальт, я еще должен жить, чтобы убить тебя. Где твой сигнал, почему не отвечаешь? Ничего, ты ответишь мне сполна. За все. Уйдите, черномордые, перестаньте скользить рядом, я иду к Хальту! Мотор... Откуда мотор? Совсем близко. А этот луч? Они больше не пускают меня в море... А Земля? Они не пускают меня на Землю? Куда же мне?
Пограничный катер резко заглушил мотор и остановился. По воде из-под днища расходились красные круги, потом показалось черное тело с раздробленной головой. Тело перевернулось, и пограничники увидели белую свастику, которая начала медленно опускаться на дно.
1984 г.