Дымов Осип
Плод осени
Осип Дымов
Плод осени
I.
Она обещала прийти в два часа. Он ее ждал.
Окна квартиры выходили на реку. Внизу, под самыми окнами, у набережной, шла работа. Вчера кончили разгружать барку с дровами, а сегодня с утра, когда он еще спал, тихо, тяжело толкаемая длинными скользкими шестами, подплыла барка с кирпичами. Она была огромная, чистая, многотысячепудовая. До самого верху правильными рядами были наложены розовато-красные кирпичи. Барка как будто была чревата ими. Как огромное брюхо неведомого, плодящегося беременного животного, осела она в загадочной воде, -- осела, низко, грузно, прочно, словно вросла в реку.
Вода казалась загадочной оттого, что уже несколько недель над всем севером стояла неподвижная, прозрачная, нетворящая осень и не уходила. Небо было светло-сине, глубже весеннего, но обманное. Не было ветра, ласкал теплый, мягкий воздух, но все представлялось большим, коварным обманом.
Многотысячепудовая, осевшая, вросшая в загадочную воду барка казалась гигантским плодом, который выжали из себя лето и солнце и который, созрев, упал вниз в реку, и его прибило к берегу. Розово-красные кирпичи, словно бесчисленные зерна, выполнили сочную утробу спелого плода.
В этих неподвижных, холодных -- цвета крови -- "зернах" таилась огромная сила... Или исполинская рыбина -- такая, каких теперь нет, -- сонно подплыла к берегу и в тяжких содроганиях готовилась метать красную икру, что бременем переполняла ее брюхо...
У набережной стояли в ряд возы и ждали. Шестеро мужиков с тачками двигались по длинным, неверным, трясущимся доскам, расположенным замысловато-ломанной линией. Они медленно шаг за шагом пробирались в тело барки, унося зерно за зерном, отнимая каплю за каплей. Люди теперь копошились только на поверхности, и огромный зрелый плод ушедшего лета был неподвижен, безучастно покоен под обманным небом нетворящей осени.
Все шесть мужиков казались одинаковыми. На поворотах хитро проложенных досок каждый из них делал одно и то же сильное, красивое, враждебное барке движение и вкатывал кверху тяжелую тачку с розовыми четко-обрезанными кирпичами. У чугунной, теперь разобранной решетки, стоял седьмой мужик и, длинным багром зацепляя тачку, помогал ей подняться к возам.
Послышался глухой звонок, милый и полный смутных обещаний. Так звонит молодость за дверью с дрожью, украдкой, в свежих перчатках и волнуясь не то от ожидания, не то от высокой лестницы.
Она была в свежих белых перчатках с тремя черными полосками сверху. Когда сняла перчатки, на белой изнеженной руке ясно были видны отпечатки этих трех полос. Потому она казалась мило-земной, без страданий, вечно-юной и вечно-причесанной.
-- Я опоздала, кажется. Разве я опоздала? -- проговорила она.
-- О, нет, -- улыбаясь, ответил он.
-- Но я так спешила. Боже мой, я, действительно опоздала.
-- Пустяки; пятнадцать минут. Даже четырнадцать.
Он посмотрел на часы, все еще улыбаясь.
-- А вы думали, что я уже совсем не приду?
-- Нет, я не думал этого. Я знал.
-- Почему вы знали? -- спросила гостья.
-- Так. Чувствовал, -- ответил хозяин.
-- Что вы чувствовали?
-- Все.
-- Что все?
Они оба улыбались друг другу неизвестно почему. Оба казались друг другу очень добрыми, нежными, деликатными.
-- Ну... я чувствовал.
-- Может быть, вы гипнотизер?
-- Нет, я не гипнотизер; но я бывал на спиритических сеансах, -- почему-то очень серьезно ответил он. Она тоже сделалась серьезной и даже печальной.
-- А я не верю в это.
-- Как вам сказать? Отчасти, конечно, но...
-- А меня вы могли бы загипнотизировать? -- спросила она, придвинувшись и глядя прямо в его большие черные глаза.
-- Вас? -- понизив голос, переспросил он.
-- Кажется, при этом нужно смотреть в глаза.
И она продолжала смотреть, не улыбаясь.
-- Да, -- машинально ответил он, приближая свое лицо, она отвернулась.
-- Я не хочу. Не смотрите на меня. Это зависит от того, чья воля сильнее? -- проговорила гостья, закрывая своей холеной рукой милые глаза. Оп взял ее руку и сказал:
-- Посмотрите, у вас на руке отпечатались три полосы.
-- Это от перчаток. На этой тоже.
Она тихо пробовала высвободить свою руку.
-- У вас прекрасные руки. Они когда-нибудь работали? -- иронически продолжал он, не отдавая руки.
-- Да-а, -- протянула гостья.
-- Как?
-- Вот так. Она быстро и больно царапнула его по руке.
-- За что это? -- спросил удивленно хозяин.
-- За то, что вы трогаете мои руки.