- Извини, - язвительно сказал Мухтель. Его сарказму не было границ. Больше не повторится. Никакой искусственной вентиляции, перед смертью не надышишься. Ты лучше не томи, ты давай, описывай свое сокровище.
- Круглое, - беспомощно и виновато ответил Штрумпф. - Немножко мягонькое. Верткое. Вывернулось, будто в сито.
- Ну, так нечего пальцы делать на том-то свете, - наставительно сказал Мухтель. - Означает ли это, что ты не успокоишься на достигнутом?
В глазах Штрумпфа образовалось нечто такое, от чего ему стало неловко, как если бы он отдавил лапу верному псу. Мухтель увидел, что Штрумпф готов снести любое унижение, любую насмешку.
- Послушай, - вздохнул Мухтель. - Может быть, тебе хватит рауш-наркоза? После двух клинических смертей я ни за что не поручусь, я иду на безбожную авантюру. Если меня застанут за этим занятием, мне конец. Ты играешь на самых тонких струнах моей души. У меня нехорошее предчувствие. Если раньше я имел дело лишь с путешественниками, которых впору называть красными следопытами, то сегодня я ощущаю себя черным. А ты? Это богопротивные мысли.
- Дело не в названии, - нетерпеливо возразил Штрумпф. - Какая разница, как назваться? Помоги мне, и я сделаюсь твоим вернейшим сторонником. Ты знаешь мои возможности. Мне, может быть, удастся даже выхлопотать тебе специальное помещение под лабораторию.
Мухтель сломался.
- Мы будем эфирными следопытами, - он пошел на компромисс. - Проклятье! Я даже не могу дать тебе на подпись бумагу, чтобы ты расписался за ответственность.
Штрумпф не обратил на его слова никакого внимания.
- Рауш-наркоз не годится, - ответил он с нездоровой уверенностью. - Это не смерть. Дай мне еще побегать или введи какую-нибудь дрянь, от которой у тебя есть противоядие.
Мухтель отмахнулся от глупости:
- Никакой дряни не будет, - заверил он алчущего Штрумпфа. - Пожалуй, от наркоза я тоже откажусь. Гимнастика - вот лучшее средство для души и тела, ты был прав, хотя и действовал по наитию. Что ты предпочитаешь пару раз присесть или один раз отжаться?
План кампании захватил его быстро и легко.
Он оглянулся, устрашившись мысли, что кто-то слышит его слова. Но в отделении было пусто: сестра, понадеявшись на доктора, отлучилась, и ее место, отделенное от коек пластиковым экраном, пустовало. Мухтель настороженно присмотрелся к бессознательной старушке, которая снова сбросила с себя одеяло. Считая, что в отделении пусто, он имел в виду персонал, не заботясь об этой старушке, но в таком опасном предприятии важно все, и он даже приблизился к безнадежному, погибающему существу, склонился над ним и ковырнул ногтем дряблое веко.
- Бог забыл бабку, - подал голос со своей постели Штрумпф. - Не хочет прибрать, мучается человек.
- Да? - рассеянно отозвался тот. - А по мне, так он очень внимательный.
Мухтель вернулся к товарищу и постоял молча, разглядывая его исподлобья.
- Отжиматься надежнее будет, - робко предложил Штрумпф. - Я плохо отжимаюсь.
- Нет, - не согласился Мухтель. - Тебя придется переворачивать, ты застынешь ничком. Это очень тяжело. Знаешь, сколько в тебе весу? Лучше уж ты приседай, прямо на постели. Тогда упадешь на спину, и я успею все сделать.
- Хорошо, - послушно сказал Штрумпф.
- Ты уж не оплошай, - строго предупредил его лечащий врач, незаметно превратившийся в проводника. - Другого случая не будет. Ты не удочка, чтобы закидывать тебя по десять раз.
Он помог коллеге вторично выпутаться из проводов и шлангов - торопясь, но не забывая придавать видимость самочинного буйства, чтобы после, случись неприятность, списать событие на какой-нибудь скоротечный психоз, результат кислородного голодания мозга.
- Давай быстрее, - прошептал он, - пока не пришли.
Штрумпф с большим трудом присел на корточки, сделавшись похожим на огромную жабу. Ему было неудобно, мягкая постель пружинила.
- Я упаду, - пожаловался он.
- Я тебя подстрахую, - успокоил его Мухтель, нервничая. - Начинай, не затягивай.
Штрумпф осторожно выпрямился, на полпути, с полусогнутыми ногами, замер, присел, стал выпрямляться вновь. Глаза его округлились, он весь шатался, у него дрожали колени.
- Смелей, смелей, - прошипел Мухтель.
Коллега присел другой раз, третий. Четвертый ему не удался; видя, что история вот-вот повторится, провожатый повалил его на подушку и завис, выжидая, когда жизнь выскользнет из холодеющего рта. Сам того не замечая, Мухтель чуть занес руку, будто думал поймать увертливую душу в кулак. Но вдруг опомнился, схватил обмякшее запястье, принялся выщупывать пульс. Жила умерла. Тогда Мухтель привычно взгромоздился на тело, вернул усердную птицу - теперь настал ее черед приседать: жизнеутверждающими качками, в противовес гибельным приседаниям Штрумпфа. Время неслось, а Штрумпф все лежал, не подавая надежд. "Погибнет кора, - ужаснулся Мухтель. - Запущу сердце, а коры не будет. Хорошо, если глазами покажет. А если и глазами не получится?"
В это мгновение Штрумпф начал хрипеть.
- Ну же, сюда, ко мне, - взмолился товарищ, халат которого давно прилип к разгоряченной спине.
Штрумпфа разобрал кашель.
- Это... это... запретный плод! - простонал он. - Никак не дается; ни взять, ни рассмотреть! В нем страшная тайна, секрет жизни и смерти! Мне нужно обратно, пусти! ...
- Нет уж, - отдуваясь, возразил Мухтель. - С меня достаточно. Мы спокойно осмыслим... этот опыт... попросим гипноз...
Но Штрумпф впал в буйство. Он стал метаться, сбивая на пол предметы, лежавшие на тумбочке; зацепил стойку с раствором, ударил Мухтеля по лицу. Тот отпрянул, и Штрумпф воспользовался моментом: проворно перевернулся на живот, уперся кулаками в матрац и попытался отжаться. Мухтель обхватил его, беря в зажим, но было поздно, тот вновь хрипел, улетая за таинственным плодом. Мухтелю стоило колоссальных трудов вернуть его на спину. Лицо следопыта почернело, зрачки закатились, словно спрашивали у темечка, долго ли им томиться в неизвестности.
- Ах ты, чтоб тебя, - просипел Мухтель, вытирая лицо рукавом, но свое, а не штрумпфово.
- Чтоб меня... верно, - из уст Штрумпфа вдруг вывалились связные слова. - Чтоб... меня... уцепил... взял... Оно у меня... получилось... Это... знаешь что? Посмотри... в горсти... надо же... загробная тайна...
Отзываясь на слабое движение, Мухтель покосился на правую руку следопыта. В ней что-то было. Прервав массаж, он поднял кисть и скривился:
- Что ты такое говоришь! Это же яблоко! Ты все тут перевернул, это гостинец из твоей передачи. Неужели забыл? Яблочков! яблочков тебе принесли райских, вон раскатились... Ты, должно быть, яблочко прихватил и не заметил...
Но Штрумпф уже успел замолчать навсегда.
- Ничего в нем нет запретного, - пробовал пошутить Мухтель. - В передачах разрешается...
Пальцы разжались. Маленькое, зеленое, и наверняка кислое яблоко выпало и побежало прятаться под соседнюю кровать. Там оно остановилось, неподалеку от других яблок.
май 2003