Доклад на Православном совещании 1948 года
Иеромонах Августин (Пантелеев)
Колыбель экуменизма
Во времена французской революции и владычества Наполеона протестантизм вдруг изменил свои прежние воззрения. Его сторонники увидели, какие многочисленные разделения принесло их реформаторское движение и, казалось, осознали свое opinio erroris. Прежнее свободомыслие, с которым протестанты толковали библейское учение, разнообразие и пестроту «богословских» суждений, теперь сменила идея о конфессиональном единстве, причем либерализм проповедывался по отношению ко всем христианским исповеданиям, в том числе и к ненавистной им римской церкви.
Что же побудило протестантов к таким переменам во взглядах? Этот вопрос долго оставался загадкой, пока не были обнародованы документы некоего религиозно-философского мистического общества, в которых говорилось, что объединение религий необходимо для их полного уничтожения. «Нам нежелательно будет существование другой религии, кроме нашей, — писали представители тайной масонской организации, — поэтому мы должны разрушить всякие верования. Если от этого родятся современные атеисты, то, как переходная ступень [к масонству], это не помешает...»35.
Внедрение в епископат англиканской церкви членов этого тайного мистического общества явилось таким образом началом объединения религий и предпосылкой новой реформы, ядро которой, по оценке самих же протестантов, таилось «во вражде против Божественного Откровения, против заповеди и порядка Божия...»36.
В результате, кроме существующих в Англии «высокой» и «низкой» англиканских партий-церквей, в начале XIX века появляется третья партия — «широкая церковь» (broad-churchmen). Эта партия впоследствии разделилась на две: «положительную» и «отрицательную». Последние партии ставили пред собой цель — разрушить средостение не только между христианскими исповеданиями, но и между иными верованиями, в том числе и нерелигиозными идеологиями.
Опираясь на новейшие открытия вошедшей в моду научности, последователи «широкой церкви» дерзко сверяли с ними Библейские повествования, подрывая тем самым авторитет истинности Священного Писания и делая его как бы зависящим от хамелеонообразной безбожной науки. «Каждый из них, имея "свой топор" (то есть свой взгляд — авт.), — писал Генстенберг, — гнал других из заповеданного леса Писания, чтобы самому рубить на просторе»37. Это движение из Англии перекинулось в Германию, а затем охватило и весь Запад, получив название рационалистического.
Нововведенная наукообразность английского и германского богословия усилила и без того нездоровое соперничество западных богословов и вылилась в стремление каждого выделиться из общей массы оригинальностью и витиеватостью своих частных мнений. Новейшие открытия естествознания влили свежую струю богопротивного суесловия в фривольные толки протестантов. В их сочинениях теперь прочно обосновались либерализм и рационализм, которые часто противопоставлялись друг другу, но имели единую тайную цель — разрушить всякое верование и распространить идеи атеизма. Протестанты обсуждали просто кощунственные темы. Например, писали целые трактаты, пытаясь доказать, что Христос был женат и даже имел детей по плоти.
Подобные темы приводили в восторг многих невежд, порождая страстное любопытство к новейшим «познаниям». Зная, что интеллигенция как сословие может серьезно повлиять на формирование общественного мнения, к середине XIX века ожидовленные протестанты, как семь лютейших бесов, набросились на православное догматическое учение. При этом отсутствие скрупулезности проверки достоверности «новооткрытых научных фактов» давало рационалистам повод смело подгонять научные изыскания под свои бредовые идеи, не пренебрегая и явно грубыми deformatio.
Часто, чтобы разрушить более или менее консервативные взгляды определенных групп людей и привлечь их на сторону либералов, неопротестантские богословы из тайного мистического общества начинали якобы активно защищать фундаментализм, как бы объявляя непримиримую войну рационалистической науке. А своими нарочитыми нелепостями в суждениях и несуразными жалобами властям умышленно настраивали передовую интеллигенцию против консерваторов и, вызывая неприязнь у ревнителей старых взглядов, склоняли их этим к либеральным воззрениям.
35