— Наши отношения? Чьи наши? — не унимался Себастьян.
— То, что осталось от прежнего мира, разделилось на два сектора, — Алан кивнул в сторону экрана-стены. — Родство и мы, Государство. Была война, доктор. Если, конечно, это можно так назвать.
Второй мощный удар пришелся на крупные научные города. Такие, как Цюрих.
— Тогда вы и пропали. Университет превратился в руины за несколько минут. Каждый корпус, каждый соединяющий коридор стал грудой щебня. Мы думали, что вас погребло под завалами, но тела не нашли. Да и, признаться, были дела поважнее.
Хаос поглотил цивилизованный мир. Взрывы, выстрелы, ор и ругань оглашали некогда чистые, спокойные места. Война шла не на чьих-то границах, не за чьи-то ресурсы, не во имя какого-то Бога.
— А как же армия? Армии? — Майер отрешенно смотрел перед собой, пытаясь переварить услышанное.
— Армии были. Даже больше, к тому времени вооруженные силы каждой страны практически полностью состояли из тех, кого одобрил сканер… Но ведь у каждого есть что-то святое, верно? Семья, близкие, дети. Как оказалось, многие из уже просканированных боялись и ненавидели «Ноджу» не меньше, чем темные изгои.
— Почему? — вспыхнул Бастиан. — Я не понимаю, почему?
— Потому что сканер решал все загадки. Он трактовал жизнь каждого. От рождения и до самой смерти.
Энди уже не переживал о состоянии Изобретателя. Слова Саммерса вернули его в те дни, когда все произошло. Когда он бежал по окровавленным улицам, а на его лице играли блики воняющих копотью пожаров. Андрас помнил этот запах, за густой пеленой которого отчетливо узнавался аромат горящей плоти. И он помнил вопли ужаса, плач и ненависть в голосах: «Смерть темным выродкам! Смерть ничтожествам!» А где-то совсем рядом звучало ответное: «Вы подохните, твари! Родство сильнее законов!»
— Никто не считал убитых. Мы лишь знаем те числа, что остались, и то приблизительно. Нас оттеснили к северу здесь, в Европе. В Штатах Государство теперь лишь на восточном побережье. От некогда обширных территорий России мы контролируем какие-то жалкие клочки суши на самом западе страны, а что происходит во всем другом мире, мы знаем только благодаря благосклонности Родства.
Тот, кто забывает историю, обречен на ее повторение. Автора этих слов Энди не знал, или не помнил. Но смысл фразы он понял прекрасно. Сканер разделил общество настолько жестко и радикально, что все иные разногласия между социальными группами, или даже целыми государствами, перестали существовать.
— К середине 2044 большая часть Европы превратилась в безжизненную пустошь. Некоторые страны уничтожили полностью. Столицы и все крупные города завалило трупами. Родство не выдвигало требований. Я думаю, что они сами не ожидали такого исхода, не могли контролировать разъяренные массы по свою сторону баррикад. Люди вкусили крови и хотели больше.
Когда все закончилось? Бойня длилась несколько месяцев, хаос царил почти год. В начале 2045 оставшиеся силы некогда великих стран сконцентрировались на Скандинавском полуострове. Куда пропали министры, премьеры, президенты и прочая правящая элита никто достоверно не знал. Но разъяснения и не требовались.
— Совет Родства состоит из семи Матерей и семи Отцов.
— Как семь добродетелей? — коротко спросил Майер.
— Рад, что вы поняли аналогию, доктор, — горько усмехнулся Саммерс. — Марта Бремер одна из них.
— Сейчас?
— Все эти годы, начиная с первого послания. Она же и является главным голосом Родства. Летом 2045 четырнадцать человек приехали сюда, в Копенгаген. Родители. Мы были повержены и сломлены, у нас не было лидера. Все, что осталось от старого цивилизованного мира представляло собой жалкое зрелище — ни будущего, ни перспектив. Забавно, но именно Родство помогло нам встать на ноги. Они указали путь.
Отцы и Матери с трудом утихомирили Сыновей и Дочерей. Если бы не вклад авторитетов нового общества, старое бы окончательно исчезло. Вымерло, как вид. Но Родству был нужен противовес.
Энди помнил выступление Марты Бремер в Копенгагене. Он сидел на холодных камнях мостовой, с трудом кутаясь в потрепанные лохмотья, потерявший всех, кого когда-либо знал и любил. Сидел и слушал мягкий, но холодный голос женщины, который ассоциировалась с войной. Мать Родства говорила, что борьба закончилась, говорила, что смерти и кровь искупили страшный грех, и теперь у каждого есть выбор. Она произносила речь так, словно была школьной учительницей — отчетливо и доступно. «В точности, как моя мама», — думал тогда Андрас.