— Историю хочешь? — расплылся в сладкой клыкастой улыбке ловец духов, прикидывая, чем бы пронять наглеца. — Что ж, у меня есть чем поделиться.
Если дух действительно хочет просто поболтать и не нападет, то и шаман его трогать не будет. Однако нахал будет бит своим же оружием. Знакомая суккуба в свое время попеняла гоблину на его досадную привычку изъясняться занудно и непонятно для окружающих. Гарб обещал себе исправиться и даже достиг на этом поприще некоторых успехов. Видимо, придется срочно вспоминать былое и на ходу сочинять новое.
— Есть одно условие, — прокашлялся шаман. — Если попросишь меня остановиться, будешь мне служить до моей смерти, делиться знаниями и приносить информацию.
Курак расхохотался шелестящим смехом.
— Ты, я смотрю, не робкого десятка! Меня ни капельки не боишься! — восхитился он. — Я согласен. При любом раскладе мне скучать не придется, да и проживешь ты недолго, как все гоблины. А если ты выдохнешься, сидеть тебе здесь со мной, пока мне не надоест.
Гарб смерил взглядом своего призрачного двойника, порылся в сумке и швырнул в сторону духа щепотку маковых зерен. Те пролетели сквозь призрачный силуэт. Всезнайка с интересом проследил за их полетом и запоздало дернулся, когда сообразил, что оказался в ловушке, но созданный контур уже прочно его удерживал.
— Это чтобы ты не вздумал нарушить уговор и не сбежал, — скрипуче хихикнул гоблин.
— Пока ничья, — прошелестел дух, не теряя спокойствия. — Ты тоже никуда отсюда не сможешь выйти, пока я не разрешу.
— И что же мне помешает? — прищурился шаман, не теряя бдительности.
— Твоя ничем не ограниченная способность игнорировать собственное невежество и неосведомленность, — не остался в долгу дух. — Начинай!
Гарб решил пока не проверять его слова и приступил к рассказу.
***
План был коварен и одновременно прост: излить Кураку душу, рассказав про все свои злоключения. При этом Гарб намеревался злоупотреблять самыми заумными словами, на которые только был способен, вставляя множество философских сентенций и риторических вопросов, добавляя множество лишних подробностей, без которых при обычных обстоятельствах можно было бы легко обойтись, и используя уйму стилистических оборотов и конструкций, включая гиперболы и оксюмороны, пересыпая речь красочными эпитетами и приправляя ее сочными сравнениями и образными выражениями, позаимствованными из лексикона Адинука. Если умник все это выдержит… ну, честь ему, хвала и большая благодарность за подставленную жилетку. И, если он все еще будет в состоянии настаивать на своем, — просто отгребет посохом. Хотя применять Гобмобом без острой необходимости не хотелось.
Начал гоблин с событий далекого-предалекого детства и поведал о своих самых первых воспоминаниях. Вот старая, как поросший мхом камень, морщинистая и беззубая самка поет колыбельную, которая и не колыбельная вовсе, а молитва полузабытой богине из древних сказаний. Вот молодая и красивая самка качает кроватку и улыбается невинному младенцу, а ее желтые глаза с вертикальными зрачками грустные-прегрустные. Малыш постарше играет на глиняном полу рядом, но он маму почему-то совсем не радует, как не радует зубная боль. И ей хочется, чтобы младший поскорее вырос и стал сильным и отважным, а он старается изо всех сил: много спит, хорошо кушает и растет не по дням, а по часам.
Вот прошел год, полный тягот и лишений повседневной гоблинской жизни. Маленький шалопай играет с грубо обструганным деревянным алтарем. Старший лезет туда же и толкает его под руку, проливает чашу с дымящейся жертвенной кровью и убегает, а на младшего обрушивается град упреков от старой самки. Он не понимает, почему его больно шлепают по мягким местам, и громко рыдает от обиды и несправедливости.
Вот он делает первые неуверенные шаги, радуя молодую самку своей настойчивостью. Вот говорит свое первое слово, а затем и второе, третье и приводит в священный трепет старую самку случайно сотворенным на ее глазах заклинанием. Это всего лишь сноп искр, бьющий широким фонтаном из лапы, но она радуется, словно получила новые зубы в подарок и гору сочного вкусного мяса в придачу, и зовет остальных посмотреть на чудо.
Вот первые игры с братом и первая боль полученных тумаков от жестоких соседских мальчишек. Первая удачная месть: соседи на всю жизнь усвоили, что маленький не всегда беззащитен и тоже умеет огрызаться, но все равно толпой поколотили еще раз. И еще много раз после этого. Потом пришли захватчики и убили всех, кого нашли, и поклялся юный гоблин страшно отомстить… И страшное одиночество после этого, когда брат окончательно отказался с ним общаться как с братом, обвинив в случившемся. Близких не осталось. Он один во всем огромном страшном мире, наполненном чрезмерной жестокостью, отчаянной несправедливостью и смертельными опасностями, полном отвратительного невежества и напрочь лишенном сочувствия.
Описание одной только клятвы заняло, по подсчетам Гарба, около двадцати минут. Рассказ длился уже больше трех часов, а повествование степенно доползло лишь до момента обучения у тогда еще молодого, как неспелый виноград, но уже мудрого шамана Нунаха. Курак стоял недвижимо, скрестив призрачные лапы на груди, и внимал с видимой безмятежностью на морде, никак не проявляя чувств. Богатый опыт подсказывал гоблину, что духам свойственны те же эмоции, что и живым существам. Однако, чем дольше дух находится в Шеоле, тем сильнее становятся проявления его внутренних переживаний. В конце концов, это одно из немногих развлечений, доступных местным жителям. Так что со временем любой обитатель мира духов перестает отличаться терпением. Курак — древнейший из известных духов, так что и он дрогнет рано или поздно.
Всезнайка оказался на удивление крепким орешком. Миновал еще час рассказа, прежде чем он начал проявлять хоть какие-то признаки неудовольствия. Дух нахмурился, беспокойно завращал глазами и затопал ногой в нетерпении. Кажется, Курак начал понимать, что ничего хорошего его не ждет, но условия сделки нарушать пока не решался.
— Скоро начнется самое интересное, — подбодрил благодарного слушателя Гарб, на что тот только застонал, и гоблин удвоил усилия.
Час спустя ловец духов перешел к рассказу о третьем годе своего обучения. Лет в запасе оставалось еще много, а события в те времена не отличались большим разнообразием, так что монотонный скрипучий бубнеж гоблина о ежедневной уборке призраку порядком надоел.
— Явился ко мне Нунах на рассвете и велел вынести ведро, да не на ближнюю мусорную кучу, как обычно, а подальше от хижины, ибо смердит страшно и привлекает разных гадких насекомых. И летающих, и ползающих, и бегающих, и всяко копошащихся, из-за чего, кстати, неудобно выбирать из кучи самые вкусные куски, которыми можно утолить вечно терзающий меня голод, потому что старшие ученики не оставляют мне за обедом ничего, а живот постоянно бурчит. Это учитель так обо мне заботу проявлял. Говорил, что только невзгоды приучат меня к истинному пониманию радости жизни, а потом он дал мне сильную затрещину, после которой я…
— Хватит! — взмолился Курак. — Я сдаюсь!
— Жалко, — притворно вздохнул Гарб, облегченно вытирая тыльной стороной ладони взмокший от напряжения лоб, — а я только хотел рассказать про четвертый год у Нунаха. Ты ведь точно не знаешь, чем именно приходится заниматься, находясь в услужении у даровитого, но очень сердитого шамана со своеобразным подходом к обучению.
— И знать не желаю! — воскликнул дух. — Признаю тебя достойным противником и повелителем зануд. Доволен? Мне все равно этот титул никогда не нравился.
— И служить мне не откажешься до самой моей смерти?
— Придется, раз обещал, — сказал призрак без особой радости в шелесте. — Учти, что я помогу тебе, потому что сам так хочу, а не по принуждению. В моей власти запереть тебя здесь, но мне противно от одной мысли провести вечность с таким занудой.
— Тогда рассказывай, где нам искать наследника Брестона. Уверен, ты и это знаешь.
Часть 2: Кризис веры. Глава 18
«Это не шрамы, это долговая расписка. Они вернут мне все с процентами».