Гарб на секунду представил себе, что все сказанное правда, и ему стало дурно. Могла пострадать Тыря… и Рати тоже могла. Нет, это точно какой-то бред.
— И все же я настаиваю, что ничего об этом не знаю. Я жрец Бирканитры и только.
Сконм издал короткий смешок, поглядывая на ноги Гарба. Поскольку вспышки гнева не последовало, хапуг развеселился сильнее, хотя и старался сдержаться.
— Я в восторге от вашей маскировки, повелитель, — сказал он, утирая слезы когтистой рукой.
— Угу, — с сарказмом фыркнул гоблин. — Особенно мой рост прямо кричит, что я обычный ничем не примечательный гобхат.
— Ну, — не смутился Сконм. — Для остальных рас мы все на одно лицо. С таким ростом вполне можно сойти за хобгоблина, особенно если не присматриваться. А уж среди этих дикарей аватар родиться точно не может. Их создателю они настолько не понравились, что он даже отказался принимать их молитвы. Так что это весьма остроумная маскировка. Кому в голову придет искать нужные признаки в такой неподходящей оболочке? Но самое гениальное — это отдельная личность, у которой нет памяти о спящей основной. Даже если кто-то будет пытать тело, оно ничего не сможет рассказать. И ведь уже пытали, как я понимаю. Странно, что это не пробудило Повелителя, но, видимо, на то были причины.
— Ты осознаешь, что разговариваешь именно с этой предполагаемой личностью? — уточнил Гарб.
Шаман прокручивал в голове возможные объяснения. По всему выходило, что либо Сконму выгодно убедить Гарба, что он аватар Быр-Хапуга, либо хапуг действительно в это верит. В первом случае Сконм наверняка хочет завладеть посохом, но тогда непонятно, к чему такие сложности. Второй выглядит слишком неправдоподобно.
— Вполне, — с поклоном ответил хапуг, — но обращаюсь к спящему богу. Он все слышит, просто пока спит и не говорит. Вот соберем посох, и он сразу проснется… наверное. Как же долго я ждал этого момента!
— Ладно, и что ты предлагаешь делать дальше?
— Собрать Гобмобом полностью, разумеется, — снова поклонился Сконм. — Вернуть Быр-Хапуга, снять проклятие с нашего рода и наконец показать этим древорожденным чурбанам, кто тут главный.
— Может, просто отдать посох тебе? — как бы невзначай поинтересовался Гарб. — Я думаю, ты прекрасно справишься с задачей и сам.
Маленький хапуг испуганно отпрянул.
— Прошу простить презренного жреца, но я не посмею притронуться к реликвии еще раз. Предыдущее наказание вполне научило меня осторожности. К тому же только аватар сможет полноценно им пользоваться.
Гарб вдруг подумал, что во всем этом есть определенный смысл. Ведь видение о последних минутах того аватара воспринималось им как собственные воспоминания, да и видел он все как будто глазами поверженного божества.
«Я Быр-Хапуг?» — подумал гоблин. — «Что за ерунда? А как же Бирканитра? Где вообще правда, а где вымысел? А если правда, то не пропаду ли я, когда пробудится Разрушитель?»
Вопросов стало еще больше, а ответы если и поступали, то приносили с собой новую волну неизвестности.
— Предлагаю позавтракать и продолжить беседу в более подходящем месте, — прервал размышления Сконм. — Это я уже к тебе обращаюсь, личина бога. Ему пища не нужна, а нам смертным не стоит забывать о насущном.
— А Аггрх?
— Зеленый друг? — переспросил хапуг. — Я не доверяю инородцам и тебе не советую. Орки, вообще-то, воевали с нами во время Исхода, так что этому стоит верить еще меньше других.
Жрец Быр-Хапуга пошел по коридору, увлекая за собой гоблина.
— Мы неоднократно спасали друг другу жизнь и сражались бок о бок, — возразил Гарб, стараясь не отставать. — Он поклялся в верности Бирканитре, если это что-то значит, и богиня его приняла. Он один раз даже успешно пользовался силой посоха.
Сконм резко затормозил и выругался длинным витиеватым оборотом, которого Гарбу еще никогда не доводилось слышать. Отборная брань от столь юного создания звучала странно, и пришлось напомнить себе, что у него внутри сидит древний и не слишком добрый колдун и жрец.
— Началось, — пояснил хапуг в ответ на недоуменный взгляд. — Есть пророчество. Когда смертные начнут менять веру, а боги принимать молитвы чужих детей, вскорости наступит конец времен, так что этих самых времен у нас мало.
***
Гарб откинулся на жесткую спинку стула и поерзал, чтобы выпирающие стальные прутья не так впивались в поясницу. Сконм привел его в свои личные покои, но даже здесь обстановка кричала о презрении к комфорту. Походный гамак, висящий между двумя стенами, стол, пара стульев — вот и все убранство.
— Все должны понимать, что изнеженность делает нас слабыми, — объяснил это верховный пуджар. — Достаточно посмотреть, во что превратились лусиды с их тягой к роскоши, чтобы сделать выводы. Я подаю остальным пример. Ты, я вижу, тоже не неженка, и это хорошо.
Гоблин с этими утверждениями согласился лишь частично, но кивнул, как будто полностью.
Плотный завтрак тоже предназначался исключительно для зверского убийства чувства голода, но никак не для наслаждения вкусом. Миска странно пахнущей, но густой каши с мясом, кубок воды и пара пресных лепешек полагались каждому едоку. Зато к лепешкам кто-то заботливо налил немного меда в отдельную плошку. Скорее всего, по меркам Подземья — королевская роскошь.
— Здесь нас никто не подслушает, и можно откровенничать, — продолжил Сконм на правах хозяина, не переставая жевать. — У нас общие цели, и ничто не мешать их выполнению. Особенно недопонимание. Так что, если есть вопросы, то задавай сейчас.
— Уйма, — с энтузиазмом кивнул Гарб. — Откуда такая кровожадность в твоих подданных?
— Хм, — потер подбородок пуджар. — Неожиданный вопрос. Наверное, влияние Бирканитры сказывается. А чем мы хуже других? Знал бы ты, что творят эльфы во время своих карательных походов. Разве что чужими женщинами брезгуют. А по части пыток мы от них даже отстаем. Или вот, чем мы хуже дворфов, которые режут головы направо-налево? Или скажешь, гномы лучше с их безмерной тягой к наживе? Любой коротышка за лишний золотой душу продаст. Между тем их никто не загонял в пещеры глубоко под землей. На поверхности жить легче, так что им и оправдываться нечем.
— Но ведь это же базовое понятие, — возразил Гарб. — Нельзя никого мучить и убивать просто так, потехи ради, даже если это не запрещено законом. Это просто плохо.
Хапуг едва не поперхнулся едой.
— Три раза ха! — звонко воскликнул он. — Думаешь, мой народ — полные чудовища, которые и рады бы истребить все живое на Лумее, но пока не могут? Понимаешь, хапуги вполне способны сопереживать, но только своим. У нас есть семьи, мы любим детей и заботимся о них. Чужие же чаще всего недостойны даже жалости, потому что они никогда не проявляли ее по отношению к нам. Мы же уроды и с нами можно делать все, что угодно.
— Кстати, о детях, — Гарба не слишком убедили слова Сконма. — Не ты ли используешь тела своих?
Пуджара будто огрели плетью.
— Не смей, — прошипел он, а из запястий его рук непроизвольно выдвинулись черные ядовитые шипы, которые он быстро спрятал обратно. — Ты не можешь представить, как это больно. Я не перестаю молится за их души каждый день. Каждое утро я просыпаюсь с мыслью о том, где они сейчас, ведь твое царство закрыто для них. Я всегда беру молодое тело и как можно дольше продляю ему жизнь, чтобы подольше не тревожить своих потомков. Но без этого меня не станет, а без меня не станет и нашего народа. Пока я жив, есть надежда на твое возвращение. А значит, есть надежда и для моих детей.
— Прости, — смутился шаман. — Это, конечно, меняет мое отношение, но все равно не оправдывает многие вещи.
— Будем считать, что мы не сошлись во взглядах, — согласился хапуг, с аппетитом уплетая лепешку. — Если рассказать моим подданным, что воплощение Разрушителя плохо относится к убийствам, поднимут на смех и перестанут в тебя верить. Так что лучше не распространяйся об этом. Теперь моя очередь.