Форхерд Сид в северян не верил. Ему хватало гораздо более реальных и близких страхов: Херевард и его присные, стремительно звереющий от власти Эск, Вилдайр и его псарня, а теперь еще и бунтующая чернь… и шуриа! Северяне, ха! Удобная универсальная байка, оправдывающая все. Идеальный внешний враг. Мечта политика.
– Внешние признаки?! – Джона расхохоталась. – Так вы, оказывается, тоже считаете их сказочным вымыслом? Вилдайровыми байками? Прямо как тив Херевард! Удивительная близорукость.
Ну, разумеется! Кто же в здравом уме станет верить проклятущему Волку Архипелага или, скажем, мятежнику Эску? Выдумывают всяких северян, чтобы смущать умы и сеять панику. Так они приучены рассуждать, прячась за твердокаменные догмы веками.
О, Дилах, воистину, твои дети прокляты почище всех шуриа, вместе взятых, прокляты слепотой и недоверием.
Сначала Джона вспылила, но потом быстро успокоилась. А может быть, оно и к лучшему? Пусть не принимает шуриа всерьез, пусть.
– Я полагаю, – брезгливо поджал губы доктор, – что барышня Омид – шпионка Оро, посланная убрать либо вас, либо князя Идгарда. С меньшей вероятностью – Эска. А вы, явившись сюда без приглашения, ее спугнули. С чем вас, сударыня, и поздравляю. Так вы выпьете чаю на дорогу или нет?
– Давайте заменим чаепитие на небольшой осмотр моего раненого телохранителя? Я сыта.
Марать руки в песьей крови Форхерду совершенно не улыбалось. Для такой грязной работы всегда есть аннис. За двадцать-то лет даже обезьяну можно научить ассистировать при операции и менять повязки! Тратить же с таким трудом накопленную магию… Сид сморщил нос, но все-таки повелительно махнул женщинам, дескать, займитесь. Безмолвные и мрачные, они собрались в круг над раненым ролфи и соединили руки.
Опальный эсмонд ухмыльнулся. Это ведь его заслуга… ну, положим, его и отчасти Итэль – научиться обходиться без песнопений и заклинаний, без всей этой внешней атрибутики. Сила и воля, ничего больше. Сила, по крупицам собранная за эти годы. Крошки, не донесенные до пасти Предвечного. Осторожность, скрытность и скромность. По сравнению с мощью Хереварда – смешно, но все же… Говорят, курочка клюет по зернышку, и сыта бывает. Аннис же – воистину куры, и предложенная ими метода вполне им подходит…
Размышления Форхерда прервал один из дозорных тивов.
– Доктор, – доложил он, показавшись в дверях, – на дороге показались люди из города. Многие вооружены.
– Уходим! – скомандовал Сид и остро глянул на шурианку и ее пса: – Не советую вам отставать, леди Джойана. Ты, пес! Идти ты сможешь, но если вздумаешь дурить – прострелю брюхо и оставлю в канаве, где тебе самое место. Вперед.
Майрра Бино, вдова
Часам к четырем пополудни Дэйнл уже полностью контролировали повстанцы. На сторону бунтовщиков перешла большая часть гарнизона. Белый как простыня и непрерывно икающий помощник начальника полиции собственноручно отпер ворота арсенала. Почтамт взяли еще раньше, на все дороги, ведущие из города, разослали патрули. Майрра ждала погромов, буйства, необузданного грабежа и, чего уж скрывать, насилия и убийств. Но народная стихия как-то очень быстро вошла в четко организованное русло. Вожди прямо на ступенях ратуши, еще залитых кровью солдат (вот уж кого не пощадили), образовали Комитет Общественного Благоденствия, о чем и объявили собравшимся. Горожане ответили восторженным ревом. Здесь же, при входе, появились писари, и к ним мгновенно выстроились очереди мужчин, желающих записаться в отряды Гражданской гвардии. Женщины и подростки подбадривали их криками и улюлюканьем. Впечатление было такое, будто весь город собрался на карнавал.
Майрра нашла себе спокойное местечко на бортике отключенного фонтана, развернула узелок и принялась жевать. Хлеб и козий сыр, и пара глотков молока из старой кожаной фляжки. Набат смолк, трупы утащили. Если бы не сорванный с древка, затоптанный бело-алый флаг, можно было счесть бунт дурным сном.
Женщина еще не успела губ после молока обтереть, как по лепнине на фронтон ратуши уже полез какой-то парень. Балансируя на шаткой стремянке, он воткнул в гнездо флагштока новое знамя, прежде невиданной расцветки. Черно-желтое полотнище развернулось и тяжело обвисло – денек выдался безветренный. Знамеукрепитель, едва не сверзившись с лестницы, сорвал с головы потрепанную шляпу с черно-желтой кокардой и радостно ею замахал. Площадь отозвалась нестройным, но воодушевленным «ура!» Майрра, подумав, тоже тихонько крикнула: «Эге-ей!» хотя, если уж рассудить здраво, кричать надо было «Ой-ой-ой». Новый флаг – это уже не просто волнения, это мятеж и переворот. Из распахнутых дверей ратуши вышли господа из комитета. Барон Шэби тащил целую корзину черно-желтых ленточек. Но говорить с народом стал не важный виноторговец, а какой-то тощий, невзрачный человечишка в потертом сюртуке с большим бантом на лацкане. Натурально, черно-желтым.