— И что ж, по-твоему, это хорошо, если все зарастет травой, если она заглушит даже то, что ты сумеешь посадить просто так, для развлечения?
— Конечно, нехорошо.
Отец не знал, что еще сказать. Как спросить Поля, что, собственно, он собирается делать.
— Вот ты говоришь о земле, — сказал он наконец, — а ведь в саду есть и фруктовые деревья, уход за ними пустяковый, а все-таки урожай большой бывает.
— Ну, если дело только в этом, ты отлично знаешь, что я не собираюсь лишать тебя дохода от продажи фруктов, деньги я тебе возмещу. Да и что у тебя растет перед домом? Раскидистая слива. Дерево уже старое и…
Отец прервал его:
— Старое-то старое, а как еще плодоносит. И сливы отличные.
Отец дорожил этим старым деревом, которое он сам посадил и за которым столько лет ухаживал.
— А потом, — продолжал он, — там и персиковые деревья есть, а уж они-то в полной силе.
— Слушай. Я не спорю. Ты сам прикинь, сколько ежегодно выручаешь за фрукты, и, если хочешь, я тебе выплачу эту сумму.
У отца перед глазами стоял его сад. Он вспоминал летние месяцы, сбор фруктов. Вспоминал труд, который он вложил в эту землю. Он представлял себе также, как у него захолонет сердце, когда он увидит грядки, заросшие травой. Он понимал, что у него недостанет духу оставаться безучастным свидетелем, что он все равно будет пытаться что-то сделать. А это означало трудную борьбу, которая его совсем доконает. Борьбу, из которой он, судя по всему, не выйдет победителем.
— Ты ведь знаешь, что деньги мне не нужны, — сказал он под конец. — Но, что ни говори, видеть, как перероют весь сад…
— Не преувеличивай. Ты отлично знаешь, что у тебя отрежут только узкую полоску земли.
Отец все еще не решался дать ответ, и Мишлина, складывавшая салфетку, чтобы положить ее в пустую корзину, спросила:
— Как вы предпочитаете, отдать белье в стирку прямо мне, сегодня, или же завтра — служанке?
— Я на прошлой неделе сделал постирушку, но, когда я качаю воду, у меня ломит поясницу.
— Вот видишь, и об этом ты тоже не подумал, — заметил Поль. — Ведь если я начну тут строительные работы, то прежде всего проведу воду. Если ты не хочешь прокладывать трубы до самого дома, я установлю тебе кран в углу сада.
— Ясно, я не позволю вести траншею через весь сад!
Отец почти выкрикнул эти слова. Поль поспешил его успокоить:
— Нет, нет, все сделают, как ты захочешь. Я прошу тебя об одном: разреши мне начать строительство гаражей… Только и всего.
Отец поднялся и подбросил полено в плиту, потому что стоявший на ней чайник уже не так громко пел свою песенку. Старик нарочно медлил. Не то чтобы он хотел выиграть время и поразмыслить, решение он уже принял. Просто он хотел получить хоть маленькую отсрочку. Пока он не дал ответа, сад принадлежит ему целиком. Старик знал, что слова, которые он произнесет, окончательно все решат. Слова эти уже сложились у него в голове, они готовы были слететь с языка, но у него не хватало духу их выговорить вслух.
Закрыв трубу, отец нагнулся, сгреб в кучку угли и сбросил в поддувало золу. Потом повесил кочергу на медный прут и с минуту смотрел, как она раскачивается. Он чувствовал, что сын и невестка не сводят с него глаз. Кочерга все еще чуть заметно подрагивала. Когда она повисла неподвижно, старик медленно повернулся к сыну, кашлянул и нетвердым голосом сказал наконец:
— Ладно… Раз тебе это так нужно, делай… Мне уже немного осталось жить, как-нибудь притерплюсь.
76
И снова отец переоценил свои силы. Он еще раз выказал себя человеком старого склада, который совсем не разбирается в теперешней жизни. Он-то воображал, что как-нибудь поутру в сад придут несколько землекопов, они повалят забор, и он сможет даже сохранить колья. Хорошие он оставит, а остальные пойдут на дрова и будут прекрасно гореть. Последний месяц до начала строительных работ он почти все время проводил на огороде у ближних грядок. Мало-помалу он привык к мысли, что здесь построят гаражи. Он даже приготовил позади дома место, куда будут свозить чернозем, который выбросят землекопы, роя котлован для фундамента. Он все заранее обдумал.
И вот однажды — это случилось в понедельник утром — отца разбудил рокот моторов, от которого содрогался дом. С минуту старик неподвижно лежал в постели, стараясь понять, откуда идет этот шум. Сквозь щели ставен в комнату проникал свет. Рокот доносился с улицы.
Отец выглянул в окно. Он судорожно вцепился в подоконник и пробормотал:
— Эх, черт!.. Эх, черт! Да как же это возможно!