Он еще дважды пробовал встать, потом, боясь упасть, судорожно ухватился за спинку стула, на котором лежала его толстая вельветовая куртка, и с трудом помочился в ночной горшок.
Затем опять лег в постель. По его лицу и по спине струился пот. От насквозь промокшего ночного колпака стыла голова, но он не решался его снять.
Когда слабость немного прошла, он подумал с каким-то странным спокойствием, что так вот и умрет здесь и никто даже не придет к нему на помощь. Он угаснет, как эта коптилка, в которой кончился керосин, — ее крохотное пламя чуть мигало, освещая только мраморный ночной столик да ближний угол буфета. Эта мысль не покидала отца до тех пор, пока пламя не вспыхнуло в последнем усилии и не погасло, и осталась лишь красная точка в темноте, не больше кончика горящей сигареты. Когда и эта красная точка исчезла, отец приподнялся на подушках и закричал:
— Мерзавцы… Мерзавцы… Они так и дадут мне околеть… Околеть как собаке… Мерзавцы… Мерзавцы!..
Он без сил упал на постель. Голова его глубоко ушла в подушки, а глаза перестали буравить темноту.
Когда отец проснулся, возле него стояла госпожа Робен. Накануне он дал ей ключ от двери и сейчас сразу об этом вспомнил.
— Как хорошо, что вы захватили с собой ключ, — пробормотал он. — Знаете, дела мои плохи… Боюсь, я даже не смог бы подняться, чтобы открыть вам дверь.
Теперь он чувствовал себя как будто лучше, присутствие другого человека подбодрило его.
— Вам не трудно развести огонь? — спросил он.
— Уже развела, господин Дюбуа. И я принесла вам кофе.
Он выпил кружку горячего кофе с молоком и подумал, что, видно, зря так перепугался и болезнь его уже проходит.
— Может, мне попробовать встать?
Госпожа Робен удержала его в постели.
— Я схожу за своей служанкой, и мы переменим вам простыни. А пока что лежите.
Она ушла и вскоре вернулась с итальянкой, которая помогла отцу подняться и усадила его возле огня.
— Зря вы легли одетым.
— Мне было холодно. А потом, вставать ночью…
Старик замолчал. Минуту он боролся с приступом кашля, но пришлось сдаться. От кашля он снова почувствовал в груди жар, и снова его бросило в пот. Женщины заставили его раздеться и лечь. Дышал он прерывисто. Лежа в постели, он слышал, что они о чем-то говорят в кухне, но слов разобрать не мог. Потом он услышал, как открылась и тут же захлопнулась дверь, и спросил:
— Вы здесь?
Подошла служанка.
— Хозяйка вышла, но она скоро вернется.
Отцу хотелось спросить, не пошла ли соседка звонить врачу, но он промолчал. Итальянка стояла возле кровати, уронив руки вдоль тела, и вид у нее был растерянный. Отец закрыл глаза и стал ждать.
Очнувшись, он понял, что долго спал. Его разбудил чей-то голос, доносившийся из кухни.
— Кто там? — крикнул он.
Вошла Мишлина и сказала:
— Не беспокойтесь, папаша. Мы здесь. А скоро и доктор придет… У вас ничего серьезного. Небольшой грипп, знаете, в такую погоду это дело обычное.
Отец смотрел на невестку сквозь полуопущенные веки. Ему казалось, что она где-то далеко-далеко и голос ее звучит как-то странно. Когда Мишлина заговорила о враче, он почувствовал, как в нем снова вспыхнуло раздражение, но промолчал. У него уже не было сил кричать, и он боялся, что вызовет этим кашель, от которого усилится боль в груди.
После ухода врача Поль сказал ему:
— Ты переедешь к нам. Машина внизу. Мы отнесем тебя на руках…
И тогда старик, собравшись с силами, запротестовал:
— Нет… Не хочу… Не хочу.
Он только чуть повысил голос, но и этого оказалось достаточно, чтобы пробудилась боль в груди. Откашлявшись и сплюнув мокроту, старик ощутил такую слабость, что уже не пытался больше противиться. Он лишь сказал, что нужно будет взять из дому. Попросил положить в сумку бритву, помазок, ремень для правки лезвия, бумажник, где лежали деньги, и ценные бумаги.
— Если тебе еще что понадобится, — сказал Поль, — я потом принесу.
— Как-никак, вы могли бы выходить меня и здесь, — прошептал отец. — Надо бы вызвать Жюльена… Его жену…
— Помолчи, — сказал Поль, и голос у него был резкий и свистящий. — Теперь уже не тебе решать. У нас нет никого, кто мог бы здесь за тобой ухаживать, и потом в нашем доме тебе будет теплее.
— Не кричи, — взмолился отец. — Не кричи.
Он чувствовал, что слаб, как ребенок, и это ощущение еще усилилось, когда его завернули в одеяло и понесли. Один из шоферов сына, рослый тридцатилетний малый, который помогал отцу укладывать дрова, взял его на руки и легко поднял.
— Не бойтесь, дедушка, — сказал он, — все будет хорошо. Мигом окажетесь в машине.