Нагаи взял еще две вишни и швырнул их в Масиро с одной и с другой стороны. Самурай выхватил оба меча, длинный и короткий, и раскинул руки, как хищная птица крылья. Он стремительно двинулся вправо, затем влево. Катана разрубил одну из вишен, но вакидзаси только задел другую плашмя, отшвырнув ее в дальний конец склада, на груду коробок. Масиро нахмурился и проворчал что-то про себя.
Нагаи положил в рот еще вишню.
– Скажи-ка мне одну вещь, – приступил он к делу. – Что ты думаешь о Д'Урсо? Только говори правду.
Масиро поднял бровь.
– Что ты имеешь в виду?
– Могу ли я доверять ему?
– Ты ведь доверял ему до сих пор.
– Так.
Масиро положил обе ладони на рукоятку длинного меча.
– Что-то беспокоит тебя. Что именно? Что сделал Д'Урсо?
Нагаи почти уже решился все рассказать, но внезапно передумал.
– Ничего особенного он не сделал. Просто иногда у меня возникает дурное предчувствие. Мне все время хочется знать, что же он думает на самом деле. На поверхности все гладко, но в глубине таится что-то скверное, особенно когда Франчоне отирается рядом. Чувствую я: что-то здесь не так.
Масиро почесал в затылке.
– Я плохо разбираюсь в чувствах. Я привык действовать. – Нагаи знал, что он скажет что-нибудь в этом роде. Много от тебя проку, голубчик.
– У меня такое впечатление, будто Д'Урсо что-то задумал, и это может повредить нашим отношениям с мафией. Такого допустить нельзя.
Масиро пожал плечами.
– Какая разница, кому продавать рабов?
– Хамабути хочет, чтобы мы работали с семьей Антонелли. Ты же знаешь: Антонелли – его старый друг, они познакомились сразу после войны.
– Война идет всегда и всюду. После какой войны?
– Той, которую мы проиграли. – Ну и умник. Интересно, твой предок так же разговаривал со своим господином? – Хамабути предупредил меня. Если наши отношения с семьей Антонелли будут нарушены, виноват буду я. Так именно он и сказал. Он потеряет на этом кучу денег. – Тут Нагаи поднял руку и растопырил пальцы, показывая Масиро два своих обрубка. – Очередного пальца ему будет маловато, если эта сделка лопнет. Я уже и так здесь в изгнании. Единственная кара, какая еще осталась...
– Смерть. – Масиро, как лошадь, закивал головой. Так на чьей же, черт побери, он стороне?
Тут самурай преклонил колени и отвесил господину поклон.
– Я не покину тебя, что бы ни случилось. Даю слово.
Нагаи устало улыбнулся. Масиро – хороший парень, и к тему же крутой. Но как ни говори, он все же только один. И смогут ли ребята из мафии Д'Урсо на самом деле оградить его, Нагаи, от мести Хамабути? Нет, если все они такие, как этот шут Франчоне.
– У Хамабути здесь много людей, чтобы присматривать за нами, – сказал он. – С нами работают шестьдесят, но я знаю, что их гораздо больше. Да и те, кто по видимости получают приказания от нас, на самом деле подчиняются Хамабути. Я это знаю. Меня окружают убийцы. – Нагаи сунул еще одну вишню в рот, но немедленно сплюнул. Какого черта он ест эту пакость?
Масиро встал и кивнул на плошку с вишнями. Он что, оглох, черт проклятый? Нагаи с отвращением захватил полную горсть вишен и швырнул их все в Масиро.
Тот выхватил оба меча. Сверкание стали скрыло его зловещим туманом. Черт, он режет не хуже мясорубки, и неоново-красные клочья разлетаются в разные стороны. Последняя вишня пришлась на короткий меч. Половинка взмыла прямо к потолку. Масиро поймал ее, подставив клинок.
– Никаких неприятностей не будет – ни с Д'Урсо, ни с Хамабути. Ты будешь счастлив. Я позабочусь об этом. Пожалуйста, не волнуйся. – Он забросил вишню с меча себе в рот, с улыбкой поклонился и принялся жевать.
Нагаи тоже выдавил улыбку. Может быть, ему удастся переметнуться и остаться в живых. Может быть, Масиро один стоит целой армии. Мусаши Миямото, судя по всему, стоил. Если Масиро сможет сохранить ему жизнь до тех пор, пока они с Д'Урсо не укрепятся окончательно, дело, возможно, выгорит. Надежда есть. Нагаи взял еще вишню из плошки и положил ее в рот. В жизни все может обернуться в лучшему.
Глава 8
Было уже почти семь часов, когда пригородный поезд из Международного торгового центра прибыл, громыхая, на станцию Хобокен. Вагон, в котором ехал Тоцци, был битком набит. Масса портфелей из воловьей кожи, плащей от Барберри, очков в черепаховой оправе, ног, затянутых в колготки, втиснутых в белые кроссовки «Рибок», – и все это срывается с места и выходит именно на этой станции. Продвигаясь к турникету в густой толпе, Тоцци спрашивал себя, в самом ли деле Хобокен именно то, что ему нужно. Вместе со всей лавиной он поднялся наверх и пересек широкую булыжную мостовую. Оказавшись на другой стороне, он вдруг увидел свое отражение в витрине какого-то бара. Светло-серый костюм и черные итальянские мокасины казались слишком новыми, существовали как бы отдельно от него. Тоцци долго разглядывал себя и остался недоволен увиденным. Он ничем не выделялся из толпы. Возможно, это место все же как раз для него.
Он обещал даме из «Элизиан филдс риэлти», что придет в семь. Подумалось, что, возможно, следует начать присматривать себе другую квартиру: вряд ли ему сдадут ту, на Адамс-стрит, которую показывала миссис Карлсон. Нет у него ни жены, ни имущества. Тоцци прикинул, а не пойти ли в любом случае в пятницу на встречу с домовладельцем и не сказать ли ему, что супруга скоропостижно скончалась – опухоль в мозгу или что-нибудь в этом роде. Может, ему сдадут квартиру из сострадания. Но нет: это слишком глупо. Все на свете глупо донельзя.
Целый день он потратил на то, чтобы связать воедино «Фука смерти», ритуальные убийства и меч, но не получилось решительно ничего. Он уже забыл, как осточертевает целый день копаться в картотеке, прочитывать на компьютере различные варианты, часами увязывать факты со своей версией и, наконец, прийти к выводу: то, что тебе казалось блестящим озарением, на самом деле яйца выеденного не стоит. Тем глубоким разрезам на обоих телах не находилось никакого аналога в Национальном банке данных по преступлениям. Эксперты стояли на своем: разрезы нанесены одним ударом одного-единственного лезвия, а такой информации не содержалось ни в одном компьютере. Тоцци с самого начала не очень-то верил в это и до сих пор был настроен скептически. Разве такое в человеческих силах? Медики наверняка ошиблись.
Холодало. Ветер задувал все сильней. Тоцци сунул руки в карманы, подумал было: жаль, что не надел плащ, потом вспомнил, что плаща больше нет. Нужно покупать новый, Черт. Хороший был плащ.
Шагая по Вашингтон-стрит, он заметил смешные бумажные рожицы, приклеенные к окну нарядного итальянского ресторанчика. Прямо за дверью, на стойке, были выставлены самые разные сорта спагетти, а рядом, за стеклом охлаждаемой витрины, виднелись замороженные соусы. У них в семье спагетти назывались макаронами, а соусы – подливами. Не очень-то нравились ему эти новомодные гастрономы, где продавали помидоры, высушенные на солнце, и белые грибы. Он любил старые забегаловки на боковых улочках, где тебе дадут большой бутерброд с копченым мясом и свежим сыром, а сверху положат сладкий красный перец, и сыр в середке будет совсем мягкий; а еще ты там сможешь поставить десятку на лошадь, если только знаешь на какую. Признаться, он любил те же места, что и крутые ребята. Только он не был крутым. Он был федералом.
«Элизиан филдс риэлти», контора по сдаче недвижимости, располагалась в соседнем квартале. Тоцци шел быстро – он замерз и безумно желал поскорее оказаться под кровом. Но тут его взгляд упал на маленькое, написанное от руки объявление, прикрепленное к двери: ХОБОКЕНСКАЯ КООПЕРАТИВНАЯ ШКОЛА САМОЗАЩИТЫ. Внизу красовалась вереница японских или китайских иероглифов. Тоцци отошел к краю тротуара и посмотрел на окна второго этажа над цветочным магазином. Все они были ярко освещены. Можно было разглядеть движущиеся фигуры в белых одеждах. Тоцци вдруг подумал о тех трупах в машине и о смертельных ударах по шейным позвонкам. Он оглянулся на здание «Элизиан филдс риэлти». Это может подождать. Есть дела поважнее. Тоцци распахнул дверь и поднялся по лестнице.